— Что я буду делать без вас, без вашего участия и советов? — горестно воскликнула она, обращаясь к взволнованным не меньше ее Сесиль и Лидии.

— Вот увидите, все сложится благополучно, — с улыбкой принялась утешать ее Лидия. — Его величество любит, чтобы брат был у него на глазах, так что мы будем видеться достаточно часто. Зато у вас будет великолепная возможность спасти вашу душу: у королевы молятся целый день. Может быть, вы даже пожалеете о своем монастыре. К тому же у вас появилась неожиданная союзница. Монтеспан может быть очень славной, если захочет...

После того как герцогиня Орлеанская вернулась к себе, из ее покоев послышались не сдержанные проклятия, а откровенный плач. Барон Гек, посол курфюрста во Франции, ожидал ее с дурными новостями, о которых и сообщил очень прямо и коротко, по-солдатски.

— С прискорбием сообщаю Вашему королевскому высочеству, что ваш отец скончался, — сказал он.

Женщина с более хрупким здоровьем тут же лишилась бы чувств, а герцогиня замерла на секунду, а потом издала что-то вроде сдавленного крика и разрыдалась. Она бросилась ничком на кровать, зарылась лицом в подушки и заплакала, сотрясаясь всем телом. Несчастный посол застыл в растерянности, не зная, что ему делать. Он так ничего и не мог сообразить, пока мадам де Вентадур не указала ему на дверь, с возмущением осведомившись:

— И где вас только учили дипломатии? В казарме?

Утренний туалет королевы совершался изо дня в день в раз и навсегда установленном порядке. Это утро не стало исключением. Однако придворные дамы, которые, согласно правилам этикета, присутствовали при нем и принимали в нем участие, очень скоро почувствовали, что происходит что-то необычное. Непривычным было выражение лица Марии-Терезии. Королева всегда была исполнена поистине королевского достоинства, смягчая его полуулыбкой. Эта полуулыбка сопутствовала ей всегда, и дамы про себя считали ее скрывающей страдания маской, которую Ее величество надевала на себя, как только открывала глаза. Но сегодня королева улыбалась по-настоящему, и ее улыбка, нежная и ласковая, говорила... Возможно ли такое? Говорила о том, что она счастлива... Дамы переглядывались между собой, задавая друг другу безмолвные вопросы. Скорее всего, Ее величеству приснился хороший сон, и она все еще находилась под его впечатлением...

Мария-Терезия сидела на краю кровати, а Пьеретта Дюфур, ее любимая камеристка, подавала ей шелковые чулки, в то время как мадам де Сен-Мартен, вторая статс-дама, ответственная за королевский гардероб, уже держала в руках подвязки с бантами и драгоценными камнями. Во время утренней молитвы улыбка исчезла с лица королевы, и из ее глаз даже упала пара слезинок, но, судя по всему, это были счастливые слезы, слезы благодарности...

Королева прошлась по комнате, и все отметили легкость ее походки, приятную плавность движений. Она села опять, и вокруг нее засуетились горничные с кувшинами воды, с хрустальными тазами, венецианским мылом, духами и притираниями. После умывания королева с видимым удовольствием выпила чашку шоколада. А потом и вторую. Но все это она делала молча, не произнося ни единого слова. Придворные дамы смотрели сначала с ожиданием, а потом и с упреком на карлицу Шика, она обычно спала в ногах королевской кровати и... Но та тоже хранила молчание и поглядывала вокруг с важным видом.

После шоколада королева взяла из рук мадам де Бетюн, жены маршала и первой статс-дамы, рубашку, потом на нее надели очень узкую шелковую белую юбку, обрисовавшую все выпуклости ее пухленькой фигурки, затем зашнуровали корсет из тонкого полотна, но без китового уса, чтобы сделать немного потоньше талию... Тем временем герцогиня де Креки отвела карлицу в уголок, посекретничала с ней, после чего расцвела улыбкой и радостно воскликнула:

— Мадам! Я думаю, нам нужно испросить у Ее величества разрешения и принести наши поздравления, полные самой искренней радости. Этой ночью королева принимала своего августейшего супруга!

Вот уж событие, так событие! Такого не бывало уже много-много лет! Дамы радостно оживились, сгрудились вокруг королевы, поздравляли, переговаривались, а Мария-Терезия, уже не скрывая своей радости, весело смеялась, потирая пухленькие ручки, как потирала их, когда была совсем молоденькой и только что вышла замуж Придворные тогда мило подшучивали над преданностью короля, который не пропускал ни одной ночи, чтобы не навестить королеву. Даже если у Его величества появлялась случайная любовница... Но Людовик оставил эту добрую привычку, когда его охватила страсть к мадам де Монтеспан. Эта страсть была настолько неистова, что заставила его забыть обо всем, даже о супружеском долге. Мария-Терезия испытывала адские муки, но никогда ни единым словом, ни единым жестом не обнаруживала их. Один-единственный раз, когда Атенаис ехала мимо нее в карете короля, что, конечно же, было верхом неприличия, у королевы вырвалось:

— Я умру из-за этой шлюхи!

Замкнувшись в своем молчании, несчастная маленькая королева старалась улыбаться той, которая разрушала ее жизнь, разбивала сердце. Но красавица Атенаис не испытывала ни малейшей благодарности. Разве не естественно жене слепо повиноваться воле мужа?

Радостное известие несколько нарушило порядок церемониала. Дамы говорили все одновременно, в то время как горничная причесывала королеву. Ее чудесные светлые волосы остались прежними, но в них уже кое-где была заметна седина, напоминая о ее сорока годах, которые, кстати, ничуть ее не портили. А как украшало ее счастье! Королева помолодела чуть ли не на десять лет, и ее синие глаза, так часто тускневшие от слез, обрели былое сияние.

Внезапно королева заговорила очень громко, перекрыв шум, царивший в спальне.

— Боюсь, — сказала она, — я была несправедлива к несчастной мадам де Ментенон, к чьим советам прислушивается мой августейший супруг. На самом деле, она добрейшая душа и вместе с тем истинная христианка.

Мадам де Креки просто ушам своим не поверила, услышав такое, и поспешила возразить:

— Снисходительность Вашего величества не имеет предела! Что хорошего может посоветовать такая двуличная женщина, как она?

— Мне — ничего, а вот королю... Она дала ему понять, что добродетельный супруг в первую очередь принадлежит своей жене и именно у нее находит поддержку и утешение, переживая житейские сложности. И мой дорогой супруг ее послушался. Если он вновь почувствовал любовь ко мне, то этим я обязана ей. И я непременно должна ее поблагодарить!

Это неожиданное признание повергло всех дам в недоуменное молчание, и в этот миг в спальню вошла госпожа казначейша королевского дома, мадам де Монтеспан, она всегда позволяла себе немного опаздывать, опоздала и на этот раз, но услышала размышления Марии-Терезии и страшно возмутилась. Голос ее прозвучал звонко и отчетливо:

— Если я правильно поняла слова Ее величества, то бесстыдство этой женщины не знает границ, поскольку она позволяет себе вмешиваться и устанавливать порядки в королевской семье. Королева, я думаю, знает, что у нее достаточно очарования, чтобы привлечь к себе короля и без ханжеских речей этой шлюхи, как называет ее герцогиня Орлеанская.