сухой старик. Его дедушка. Он помнил его пусть и ослабленным, но все еще могучим древом. Теперь же казалось, что некогда крепкий ствол может сломить даже едва заметный порыв весеннего ветра. И только взгляд желтых глаз, все такой же ясный и решительный, не давал Арди обмануться.

— Я бы хотел сказать, что понимаю твои чувства, внук, — продолжил дедушка на языке Фае. — но это будет ложью. На сотни километров вокруг не найдется того, кто бы понял тебя, Арди. Да может и дальше — тоже.

Охотник выпрямился и, встав рядом, подставил плечо, на которое дедушка тут же оперся всем весом. Духи… он оказался не тяжелее Скасти…

— Я им не нужен.

Дедушка повернулся к нему и, обняв за плечо, попытался, как раньше, сильно прижать к себе, но не смог.

— Если Шайи поднимется утром и не увидит тебя, это разобьет ей сердце, Арди. Это я точно знаю.

Охотник не отрывал взгляда от Алькады. А что будет с его сердцем? Выдержит ли оно?

— Ты всего день, как вернулся. То, что тебя тянет обратно на тропы — понятное чувство, внук, — дедушка прокашлялся и, посмотрев на ладонь, быстро спрятал её под платком. — Но ты ошибаешься в источнике своих чувств. Это не столько печаль или грусть, сколько страх.

И Арди действительно ощутил, как снова его грудь сдавливали ледяные когти, а к телу прижималась липкая, мокрая шерсть.

— Тебе страшно, внук, потому что здесь все незнакомо. Все не так, как было раньше — до того как ты ушел с Эргаром. И все не так, как тебя учили на тропах другие охотники. Ты снова, уже в третий раз, будто только что родившийся детеныш.

Охотник не стал спорить. Не потому, что не смог бы найти нужные слова — беседы со Скасти и Атта’нха научили его быть быстрым разумом и скорым на ответ. А потому, что дедушка был прав и лгать, убеждая его и себя… какой смысл. Как говорила Атта’нха — сны меняют реальность, а ложь лишь её портит, но в чем между ними разница не знают даже мудрецы. Арди не был мудрецом и тоже не понимал разницы, но запомнил, что ложь ничем не поможет.

— Я хотел тебе отдать его, когда подрастешь, — внезапно произнес дедушка, глядя в сторону горной тропы, ведущей к их дому. — Знаю, Гектор был бы против… но мир стал бы совсем невыносим, если бы сыновья беспрекословно выполняли заветы отцов и наоборот.

Старый охотник достал что-то из внутреннего кармана и протянул Арди. Тот присмотрелся и с удивлением увидел на ладони дедушки старинный ключ. Массивный, тяжелый, местами с облетевшей краской и слегка ржавый. Арди помнил его. Отец никогда не расставался с этим ключом и всегда держал привязанным к поясу.

— Это ведь ключ от сарая! — удивился охотник.

Того самого сарая, что многие годы таил свои секреты от любопытных глаз.

— Перед тем как отправиться вниз, твой отец попросил меня выкинуть ключ в расщелину, но я не смог, — губы дедушки едва не захрустели, когда тот попытался едва заметно улыбнуться. — не смог расстаться с нашей историей, Арди. Да и не мой это выбор. Теперь уже не мой.

Арди потянулся было к ключу, но замер и посмотрел на дедушку. Как и прежде — тот излучал тепло и надежность. Даже будучи совсем слабым и из последних сил отказывающимся отправляться по тропам духов.

— Но…

— Никаких условий или требований, — покачал головой дедушка. — хочешь — забирай и возвращайся обратно в горы. Но я бы предложил тебе немного потерпеть. Ведь тропы охотников тоже не сразу тебе дались. Так, может, и к здешним, тоже надо сперва привыкнуть. В конечном счете, Арди, самые трудные ответы мы получаем совсем в других местах.

Дедушка явно услышал тот вопрос, что Арди спросил у ветра в прошлую ночь — « и кто я теперь?». А еще дедушка прикоснулся ладонью до груди внука. Точно так же, как это сделала недавно Атта’нха.

Старый охотник закашлялся, замахал рукой на Арди и, опираясь на посох, побрел к креслу на крыльце — собирался немного вздремнуть на свежем воздухе. Арди провожал его взглядом, но помощи не предлагал. Это только бы оскорбило дедушку. Как и все охотники, которым приходил срок, он не искал ни заботы, ни поддержки, только возможность достойно и тихо уйти. Так, чтобы стая даже не заметила.

Таков закон охоты.

Но только Арди не помнил, чтобы охотники владели резными посохами, с начертанными на них символами искусства.

— Дедушка, — окликнул он единственного, кроме него, Матабар.

Тот остановился, но не обернулся.

— Ты ведь Эан’хане, так? — спросил Арди, пусть, глубоко в душе, уже знал ответ на этот вопрос. — Никто из духов-хранителей не учил нашу стаю языку Фае. И никто из охотников, как бы хорошо он не слышал, не смог бы заставить измениться уклады и сделать так, чтобы Эргар стал моим учителем, хоть я и не подходил для путей барсов.

Какое-то время старый охотник стоял и молча смотрел на звезды, а затем, не оборачиваясь, коротко обронил.

— Есть такие вопросы, Ард, которые лучше не задавать, — после чего с трудом поднялся по ступеням, прислонил посох к стене и, закутавшись в одеяла, буквально мгновенно уснул, слегка покачиваясь в кресле.

Арди же, немного постояв в тишине, повесил ключ рядом с фигуркой дуба и, бросив еще один быстрый взгляд в сторону Алькады, развернулся и в два прыжка — оттолкнувшись от стены, а затем от козырька, оказался на чердаке теперь уже, наверное, его пусть и временного, но логова.

Аккуратно закрыв за собой окно, Арди повернулся и, принюхавшись, спросил:

— Что тут делать ты?

Сперва ничего не происходило, но через несколько секунд дверь приоткрылась и на пороге показался мальчик. В ночных одеждах, украшенных разными сказочными зверями, с растрепанными каштановыми волосами и чуть сонными глазами. Он держал в маленьких, пухлых ладошках поднос, на котором стояла чашка холодного сладкого напитка и лежал кусок черствого хлеба.

Эрти явно взял все это с кухни самостоятельно, учитывая, что голоса Келли и Шайи стихли где-то в их спальне.

— Я подумал ты захочешь есть, — с небольшой тревогой в голосе пролепетал ребенок. Он огляделся и, не найдя, где оставить поднос, поставил его на пол. — Взял немного с кухни. Но ты не переживай! Если мама