самолеты, чтобы срочно собрать членов ЦК в Москву. Распоряжался перевозками Серов, и доставили в первую очередь сторонников Хрущева. За кем-то самолет послать забыли… А антисталинские «разоблачения» дали Никите Сергеевичу мощное оружие против конкурентов. Он даже не позволил завести речь о собственной персоне. Сразу после открытия пленума выступил Суслов и объявил: раскол в Президиуме вызван «десталинизацией», именно из-за этого противники нападают на Хрущева. За ним выпустили Жукова и дали ему зачитать документы, что Молотов, Каганович и Маленков — «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров». После такого удара их песенка была спета. Вместе с Булганиным, Ворошиловым, Первухиным, Сабуровым их объявили «антипартийной группой».

Но Никита Сергеевич был интриганом коварным. Он расколол оппозицию. Наказания стали разными. Троих лидеров вывели и из Президиума, и из ЦК. Маленкова сослали директором электростанции в Усть-Каменогорск, Кагановича — на Урал, Молотова — послом в Монголию. Сабурова выгнали только из Президиума, оставив в ЦК. Первухина — понизили из членов Президиума в кандидаты. Ворошилова вообще оставили в прежних должностях — членом Президиума ЦК, председателем Президиума Верховного Совета. И Булганин остался председателем Совета Министров. Шепилов вроде бы в их группу не входил, но резко критиковал Хрущева, и ему прилепили ярлык «примкнувшего», сослали директором института экономики в Киргизию. Освободившиеся кресла членов Президиума стали наградой спасителям Первого секретаря. Их заняли Жуков, Брежнев, Козлов, Мухитдинов, Шверник, Фурцева.

Теперь экономическим реформам Хрущева уже никто не мешал. И его внешнеполитическим инициативам тоже. А он расширял связи с Западом. На экранах кинотеатров умножалось число зарубежных фильмов. Было решено возобновить международный кинофестиваль в Москве. Его проводили один раз, в 1935 г., теперь наметили сделать регулярным. Стал выходить журнал «Иностранная литература» и пользовался огромным спросом. США охотно шли навстречу подобным тенденциям, предложили программу культурного обмена — чтобы их специалисты учились в СССР, а советские в Америке.

Еще до «холодной войны», осенью 1945 г., в Лондоне прошла всемирная конференция молодежи за мир, была создана Всемирная федерация демократической молодежи. В основном в ней оказались представлены левые организации (в том числе и комсомол). По этой причине всемирные фестивали молодежи проводились по столицам социалистических стран — то в Праге, то в Бухаресте, то в Варшаве. Но к себе зазывать это мероприятие Сталин не спешил. Не желал лишних расходов, да и не ждал ничего хорошего от наплыва иностранцев. Хрущев же загорелся — провести у нас! И грохнуть с таким размахом, какого еще не было!

В 1957 г. фестиваль назначили в Москве. Готовилась к нему вся страна, а столицу буквально поставили на уши. Строились новые гостиничные комплексы, стадионы, специально под фестиваль готовился выпуск новых автомобилей «Волга», РАФ, специально снимались фильмы, писались песни. По мысли Никиты Сергеевича, дело было стратегическим. Молодые люди из разных стран воочию увидят преимущества советского образа жизни, проникнутся советским духом — понесут его в свои государства.

В июле фестиваль прошел с невиданной пышностью. Съехалось 34 тыс. гостей из 131 страны. Шествия, танцы, представления, состязания, выставки, конкурсы. Песня «Подмосковные вечера», ставшая мировым хитом. Тысячи белых голубей, специально купленных и выпущенных в небо на только что построенном стадионе «Лужники»… Но вот замыслы, что это поможет распространению советского влияния, лопнули. Наоборот. В Россию одним махом выплеснулись иностранные влияния. Пошла повальная мода на западные фасоны, прически, товары, джинсы, рок-н-ролл. Советская молодежь заговорила о неких «свободах», которых, как подразумевалось, раньше не было. В эйфории «дружба» зашкаливала, и потом рождались «дети фестиваля». Но Хрущев о последствиях не задумывался. Он мыслил привычными ему категориями функционера. Его указания выполнили. Провели — отчитались. А заботы Никиты Сергеевича занимало то, что было важным и болезненным лично для него.

Такого чувства, как благодарность, он не знал. Напротив, тяготился, если был кому-то обязан. Можно даже выявить закономерность — Хрущев обвинял Сталина в болезненной подозрительности. А психологи давно уже определили: человек склонен приписывать другим свои собственные пороки. В недавней схватке за власть его спасли Жуков и Серов, верный его подручный еще со сталинских времен. Но Никита Сергеевич после этого стал опасаться обоих. Оценивал-то по-своему. Как поступил бы он сам на том или ином месте. Не слишком ли большую силу набрал КГБ? Не забыл и слова Жукова, что за ним армия. А если самому в вожди захочется? Мину под Жукова подвели подло, исподтишка. Отправили его с визитом в Югославию и Албанию. А без него провели собрания «партактива» в военных округах, штабах.

Опорой Хрущева стали его старый сообщник маршал Москаленко и начальник Главного политуправления Советской армии Желтов. Жуков действительно недолюбливал политработников, считал бездельниками. А начальником был крутым, недовольных нашли предостаточно, партактивы принимали соответствующие резолюции. Прямо с аэродрома маршала доставили на заседание Президиума ЦК. Микоян бросил ему в лицо его собственные слова — что без его приказа ни один танк не двинется с места. Дескать, как же это так, армия подчиняется не ЦК, а лично Георгию Константиновичу?

Было принято постановление «о культе личности Жукова и его склонности к авантюризму, открывающему путь к бонапартизму». Тут же был созван пленум ЦК. Было признано, что Жуков «нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля» партии и ЦК над армией. Маршала вывели из Президиума и ЦК и отправили в отставку.

А в 1958 г. Хрущев взялся за КГБ. Поднял вопрос о необходимости укрепления Главного разведывательного управления Вооруженных сил — и Серов был переведен начальником ГРУ. Руководить КГБ Никита Сергеевич поставил человека, никогда не имевшего отношения к спецслужбам. Первого секретаря ЦК комсомола Шелепина, отличившегося проведением Всемирного молодежного фестиваля. Поставил ему задачу перестроить работу КГБ в свете решений ХХ съезда, искоренить дух «нарушений социалистической законности». Как вспоминал Шелепин, подозрительность Хрущева играла в этом очень большую роль. При назначении он вдруг сказал: «У меня к вам еще просьба: сделайте все, чтобы меня не подслушивали».

Новая метла и впрямь стала мести по-новому. Шелепин даже отказался от генеральского звания. Поувольнял всех, кого сочли так или иначе причастными к «сталинским» делам, вместо них широко привлекал своих комсомольских работников. Аппарат КГБ был сокращен на несколько тысяч сотрудников. И теперь он переориентировался только на борьбу с иностранными разведками. Подразделения, предназначенные для внутреннего контроля за советскими гражданами, вообще ликвидировались.

В операции по снятию Жукова особую активность проявил глава правительства Булганин. Выслуживался перед Хрущевым, простившим ему участие в «антипартийной группе» Молотова и Маленкова. Но Никита Сергеевич был злопамятным, он только отложил расправу. Использовал Булганина против Жукова, а потом и самого убрал. Впрочем, он на это давно нацеливался. Ведь формально Хрущев был лишь партийным лидером. А на международной арене получался «неофициальным» лицом, договоры подписывал Булганин. Никита Сергеевич опять действовал исподтишка. Удар по Булганину возложил еще