— Я стану частицей вечного света Фоса. А в этом переполненном грехами мире я и так задержался слишком долго.

— А не желаешь ли ты, чтобы тебе помогли его покинуть? — Пока Цепей говорил, Артапан переместился. Судя по голосу, теперь он стоял рядом с умирающим фанасиотом.

— Не знаю, — сказал Цепей. — Это дозволено?

— Конечно, — без запинки ответил колдун. — Всего мгновение, и душа твоя встретится с твоим благим богом.

— Моим благим богом? — возмущенно произнес Цепей. — Есть только один благой бог, владыка благой и премудрый. Он… — Его возвысившийся было голос внезапно оборвался. Фостий услышал несколько глухих ударов, как если бы слабый человек пытался сопротивляться другому, гораздо более сильному.

Вскоре удары прекратились. Артапан что-то негромко запел, частично на макуранском языке, которого Фостий не знал, и частично на видесском. Фостий понял далеко не все, но услышанного оказалось вполне достаточно: если отбросить вероятность того, что он сошел с ума, оставалось единственное заключение.

Артапан использовал энергию смерти Цепея в своих колдовских целях.

У Фостия свело желудок, да еще сильнее, чем во время плавания по Видессианскому морю. Борясь с тошнотой, он стал гадать, сколько еще голодающих фанасиотов не добрались до конца долгого путешествия, потому что макуранский колдун столкнул их с тропы ради собственных целей? Первое само по себе было весьма подлым, а второе попросту отвратительным. А кто про это узнает? И узнает ли вообще?

Из домика Цепея вышел Артапан. Фостий прижался к стене. Колдун прошел мимо, едва не потирая руки от радости — так, по крайней мере, показалось Фостию. Макуранец вновь не стал оглядываться и обращать внимание на такие мелочи, как Фостий.

Юноша убедился, что Артапан ушел, и лишь потом осторожно вышел из переулка.

— И что мне теперь делать? — сказал он вслух. Первой его мыслью было во весь дух бежать к Ливанию и все рассказать.

Рассказ получится примерно такой: «Сперва я поимел твою дочь, а потом узнал, что твой любимый колдун ходит по городу и убивает убежденных фанасиотов раньше, чем к ним придет естественная смерть». Он покачал головой. Первая мысль, как и первый блин, вечно получалась комом.

Хорошо, допустим, он ухитрится не упомянуть Оливрию и убедить Ливания в том, что про Артапана он говорит правду. И что потом?

Какую пользу это ему принесет? Возможно, большую — если Ливаний не знал, чем занимается его маг. А если знал?

В этом случае Фостий видел только один вариант своего будущего — еще больше неприятностей. С того самого дня, когда он очнулся после похищения, он и не представлял, что такое возможно. А знает Ливаний про Артапана или нет, угадать невозможно.

Все вновь свелось к вопросу, который Фостий задавал себе с момента, когда узнал имя Артапана: макуранец ли марионетка Ливания, или наоборот? Ответа на этот вопрос он тоже не знал, равно как и способа его отыскать.

Быть может, через Оливрию? Но даже она способна ошибиться. Она знает, о чем думает отец, но ведь и Ливаний не всемогущ.

История Видесса изобилует примерами людей, полагавших, что бразды правления находятся у них в руках, — пока мир вокруг них не начинал рушиться.

Анфим тоже полагал, что крепко держит империю в кулаке, пока Крисп ее не отобрал.

Поэтому Фостий, вернувшись в крепость, не стал разыскивать Ливания, а вместо этого отправился в закуток, где, как обычно, несколько человек стояли возле двух игроков, присевших на корточки перед доской с фигурами.

Солдаты принюхались, поморщились и отошли от Фостия.

— Может, ты и родился во дворце, друг, — сказал один из них, — но воняет от тебя так, словно ты в дерьме искупался.

Фостий вспомнил загаженный переулок. Надо было тщательнее почистить башмаки. Но потом он вспомнил, чем занимался Артапан в домике, выходящем в этот переулок. Ну как можно вычистить такое из памяти?

Фостий взглянул на солдата.

— Может, и искупался, — ответил он.

Мокрые стены, крыши, улицы, молодая листва — все блестело в лучах яркого солнца и от этого казалось Криспу ярче и четче, чем на самом деле, словно весенний ливень умыл весь мир.

Тучи, пролившиеся над столицей дождем, теперь серыми пухлыми комочками уходили за горизонт на востоке. Остальное небо блистало той сияющей голубизной, которую мастера по эмали давно и тщетно пытаются воспроизвести.

С настороженностью человека, привыкшего связывать с прогнозом погоды виды на урожай, Крисп смотрел не на восток, куда уплывали дождевые тучи, а на запад, откуда приходит погода. Втянув ртом воздух, он попробовал его на вкус. Ветер был солоноватым, потому что прилетел с моря. В крестьянской молодости он не знал этого привкуса, потому что жил от моря вдали, но это было давно. Вдохнув еще раз через рот, он принял решение.

— Весна пришла окончательно, — объявил он.

— В прошлом ваше величество делали подобные предсказания с замечательной точностью, — отозвался Барсим, позволив себе тончайшее признание неимператорского происхождения Криспа.

— В этом году для меня это важнее, чем прежде, потому что, как только я буду уверен, что дороги останутся сухими, я двину армию против фанасиотов. Чем меньше у них окажется времени и возможностей грабить и убивать, тем лучше будет для западных провинций и всей империи.

— Хвала Фосу, после дня солнцестояния в городе все было спокойно.

— Да. — Всякий раз, вознося молитвы, Крисп не забывал поблагодарить за это благого бога. Все же он не до конца верил в спокойствие, продержавшееся в городе всю зиму до самой весны, и все время спрашивал себя, не идет ли он по тонкому льду — образ ада Скотоса казался здесь особенно подходящим. Если ледок треснет, его может утянуть в бездну. Но пока что он держался.

— Я считаю, что ваше величество справились с делом священника Дигена со всем возможным благоразумием, — сказал вестиарий.

— Вы имеете в виду то, что я позволил ему догореть, как коптящему огарку. Диген хотел только одного — поднять бунт. И я не мог отомстить ему лучшим способом, чем дать ему тихо подохнуть. Если Фос проявит благосклонность, хроникеры забудут его имя, как люди — пока что — забыли, что выходили на улицы после его проповедей.

Барсим взглянул на Криспа, и это был взгляд много повидавшего человека.

— А когда вы отправитесь воевать, ваше величество, то оставите столицу без гарнизона?

— О, конечно, — ответил Крисп и расхохотался, давая понять вестиарию, что шутит. — Вот стало бы здорово, если бы я одолел фанасиотов на поле боя, а вернувшись в столицу, натолкнулся бы на запертые ворота! Нет, такому не бывать!

— Кого вы назначите командующим столичным гарнизоном? — спросил Барсим.

— Знаете, почитаемый господин, я подумываю поручить эту работу Эврипу, — произнес Крисп намеренно равнодушно. Если Барсим захочет привести доводы против кандидатуры Эврипа, то Крисп не хотел невольно затыкать евнуху рот.