Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем за доли секунды происходят три вещи, следуя одна за другой.
Я падаю на колени.
Раздается пистолетный выстрел.
Я роняю горящую спичку.
Воздух наполняет потрескивание огня.
Оранжевое пламя быстро распространяется по полу, поскольку сухие и пыльные купюры под нашими ногами представляют собой идеальное топливо. Я вижу Лео, опрокидывающегося навзничь рядом с валяющимися на полу кусками хоккейной клюшки, разломанной пополам. Он размахивает руками, пытаясь восстановить равновесие. Это ему почти удается, но он делает еще шаг назад.
Прямо на сгнившую надломленную ступеньку.
Я кричу, и легкие наполняет дым, когда до меня доносится треск дерева – это доска ломается надвое под его весом. Просто ломается.
– Лео! – Я вскакиваю на ноги и пробегаю мимо дяди Арбора и охотника, чтобы прийти ему на помощь.
Но я опоздала, как и всегда. Его пальцы скользят по моим, и он кубарем скатывается по лестнице, спиной вниз, и приземляется у подножия с ужасным хрустом.
Я сбегаю по лестнице и падаю на колени рядом с его обмякшим телом.
– Лео, – выдавливаю я.
Он не шевелится, его правая рука вывернута под ним так, что к моему горлу подкатывает желчь. Его глаза закрыты, рот слегка приоткрыт, и по лицу течет кровь. Я не могу сказать, откуда она взялась – из пореза на виске или оттого, что он ударился головой об пол.
Последнее, что я сказала ему: «Я ненавижу тебя, мать твою». Как и отцу. Мать твою, я никогда не усваиваю никаких уроков.
Я не могу сдержать рыданий, подношу к нему руки, но ничего не могу для него сделать.
– Помогите! – истошно кричу я.
За спиной слышится топот. Охотник, который напал на Лео, перемахивает через перила и бежит к окну, все так же держа в руках лопату.
– Уходите! – вопит он.
Его товарищи тоже бегут к окнам, спасаясь. Мне хочется погнаться за ними, но мне страшно отойти от Лео.
– Проснись, – прошу я, приложив ладонь к его лицу и размазав большим пальцем кровь на щеке. – Ты должен прийти в себя.
– Нам надо убираться отсюда. – Внезапно рядом со мной оказывается Куинн. – Майлз уже снаружи вместе с Калебом и звонит в службу спасения.
– Они не успеют. – Я показываю на приближающийся дым, слыша опасное потрескивание огня. – Это здание слишком старо, слишком…
– Ты это слышишь? – спрашивает Куинн, внезапно напрягшись.
Сквозь рев крови в ушах я слышу голос Дэйзи, доносящийся с антресольного этажа. Должно быть, она поднялась туда по лестнице, находящейся на противоположной стороне здания. Я едва-едва различаю ее силуэт, стоящий перед дядей Арбором.
– Он провалится! – Куинн показывает на антресольный этаж. По нему стремительно распространяются жадные языки пламени, и половина уже объята огнем. Опорные балки занимаются так же быстро, две из них прогибаются, так что платформа этажа накреняется. Скоро огонь доберется и до первого этажа. И уже сейчас путь к подвалу, через который мы, по плану бабушки, должны были уйти отсюда, окутан дымом.
– Я выведу оттуда Дэйзи, – обещаю я, глаза застилают пелена слез и дым. Я беспомощно показываю на Лео. Он так и не пошевелился. – Вытащи его отсюда. – Куинн колеблется, но у нас нет времени на споры. – Ты сильнее меня. Я никак не смогу вытащить его отсюда из-за осколков, оставшихся в проемах окон. Пожалуйста, Куинн.
Кивнув, она встает рядом с Лео на колени, берет его левую руку и поднимает, чтобы положить себе на плечи.
– Не бросай нас, Щегол.
– Давай я помогу. – Появившийся Калеб нагибается и берет Лео за ноги.
– Зачем ты вернулся? – спрашиваю я, пытаясь разглядеть в дыму, последовал ли за ним Майлз.
– За вами, ребята. – Калеб кашляет, и видно, что он так же удивлен, как и мы с Куинн, тем, что предпочел нас безопасности. – Майлз атаковал одного из охотников и вырубил его, но остальные сбежали. Служба спасения прибудет сюда с минуты на минуту.
– Уходите отсюда, – хриплю я. – Я скоро.
Я снова бегу вверх по лестнице, перескочив через сломанную ступеньку. На антресольном этаже дым в десять раз гуще. Он обволакивает, душит меня. Я не понимаю, это кружится голова или под ногами действительно шатается пол.
– Нам надо убираться отсюда! – кричу я.
Дядя Арбор стоит на четвереньках, Дэйзи пытается поднять его на ноги, пока огонь лижет окружающие их стены.
– Идите сюда!
Когда они остаются на месте, я в отчаянии начинаю неистово размахивать руками.
– Да пойдем же! Чего вы жде…
Но тут я вижу, что дядя Арбор прижимает руку к животу и сквозь его пальцы просачивается кровь.
– Его подстрелили! – В глазах Дэйзи плещется страх. В окружении пламени, с рыжими волосами Роузвудов, потные пряди которых прилипли к ее щекам, она выглядит ужасающе.
Наверное, так же сейчас выгляжу и я.
Пол под нами дергается с убийственно громким звуком. Одна из опорных балок ломается, я бросаюсь вперед, обвиваю Дэйзи рукой за талию и прижимаю к своей груди. Она вырывается.
– Я не брошу его! – кричит она. – Я хочу стать другой! Лучше!
Того же хочу и я, даже если это убьет меня.
Вместе мы поднимаем его на ноги. Он почти неподвижен, когда мы тащим его вниз по лестнице. Остальные уже вышли, и я могу только надеяться, что в эту минуту Лео уже загружают в «Скорую». Что он выживет.
Что выживем и мы.
В этот момент начинает обваливаться потолок. Мы видим проемы разбитых окон, но здесь так жарко, что добраться до них по горящей фабрике – это то же самое что пройти тысячи миль по пустыне. Возможно, когда бабушка велела сжечь наше имя, она имела в виду и нас. Чтобы мы положили конец роду Роузвудов раз и навсегда.
Но у меня такое чувство, будто чья-то рука касается спины и толкает вперед. Как будто призрак отца или бабушки, а может быть, они оба говорят мне, что я не могу сдаться.
Мы, спотыкаясь, выбираемся через оконный проем. Кусок стекла располосовывает мою голую икру, меня пронзает боль. Мы, шатаясь, ступаем на траву. Дядя Арбор без сознания, и только тогда, когда мы отходим достаточно далеко, я отпускаю его. Дэйзи валится рядом с ним и блюет на землю.
Меня касается рука в латексной перчатке.
– Лили, мы здесь, чтобы помочь. Внутри кто-то еще остался?
Я смотрю на фельдшерицу «Скорой», на мигающие огни вокруг, такие яркие, что окружающий ландшафт почти не виден.
– Как мои друзья? – сиплю я.
– Они уже у нас. Но сюда только что прибыли пожарные, и им нужно знать, остался ли кто-то внутри.
Я качаю головой. С каждым