И, наконец, прибыл самый большой и красивый автомобиль. Приехала первая дама республики — жена президента. Она приветствовала народ и в сопровождении адъютанта направилась к центральному ларьку. Еще громче запели марьячис, и главный военный начальник, генерал, дал команду пускать народ.

Солдаты образовали живой коридор, по которому нужно было идти, держа талон в руке.

Прието держала талон высоко над головой. И все равно она шла с волнением. А вдруг ее остановят! Или что-нибудь в талоне не так написано. Читать она умела едва-едва.

Офицер распределял людей по разным ларькам. Прието вместе с другими шли к ларьку, за прилавком которого стояла сама жена президента.

Прието отдала талон какому-то человеку, он пропустил ее к прилавку. Держа Чикиту на руках, в сопровождении Хуанито и Либии Прието подошла к прилавку.

— Какая девочка! — сказала жена президента и погладила младшую дочку по головке. — И это ваши?

— Да, сеньора! Это Хуанито, а это Либия.

— Очаровательные малыши! Растите, растите их на благо нашего государства и народа.

Адъютант поставил перед Прието картонный ящик с подарками.

— Пусть у вас, как и у всех, рождество будет веселым. — Жена президента еще раз погладила Чикиту. — Очаровательная малышка!

Адъютант осторожно взял Прието за локоть и показал дорогу — туда уходили все. Отойдя несколько шагов, Прието поспешно обернулась и крикнула:

— Спасибо вам, сеньора!

Но жена президента в этот момент гладила по головке другую девочку, приговаривая:

— Очаровательная малышка!

Хуанито помогал матери нести ящик и изнемогал от нетерпения. Что в ящике? Есть ли сладости, которые давали в прошлом году?

— Мам, мама! Может, остановимся?

— Когда выйдем на улицу, тогда и остановимся, — отвечала мать, а сама горько ругала себя за то, что вовремя не отблагодарила жену президента.

Либия тоже хотела поскорее открыть ящик.

— Мам, а мам! — в два голоса твердили дети. — Посмотрим, что там!

Пройдя ворота, в которых стояли солдаты, мать остановилась. Опустила на землю маленькую дочку. Хуанито тут же развязал картонный ящик, достал из него сладости. Точь-в-точь как в прошлом году. Большие, длинные конфеты были завернуты в целлофан. Хуанито вынул одну из четырех и разделил на всех. Все сосали конфету и улыбались.

Мать вынула из ящика две банки консервов, кулек с рисом, кулек с сахаром и кулек с маисом, осмотрела все внимательно, снова уложила в ящик и аккуратно завязала его бечевкой.

Потом Прието в окружении своих детей шла по улице. Прохожие поглядывали на ящик, некоторые приветливо кивали, другие скептически улыбались. Но Прието не было дела до их улыбок. Она знала, что в рождество она сможет приготовить своим детям праздничный обед.

ПЯТЬ ПУЛЬ ВДОГОНКУ

Среди всех мексиканцев кинорежиссер Эмилио один из самых известных и любимых. Все называют его «Индио» — индеец.

Несмотря на свои годы — их наберется не меньше шестидесяти, — Эмилио выглядит молодцевато и никогда не расстается с мексиканским нарядом: широкополая шляпа, невысокие сапожки с острым носком, синие брюки в обтяжку, серая рубашка и неизменный красный шарф, небрежно завязанный на шее. Наряд завершает пистолет на поясе, сделанном в виде пулеметной ленты.

Как всякий кинорежиссер, Эмилио проводил свои дни по-разному. Один — на съемках, другой — в студии, а третий… Третий мог быть очень не похож на первые два. В тот день Эмилио вернулся домой в сопровождении молодой актрисы Эльзы, которая снималась в его фильме и уже давно нравилась ему. Эмилио так хотелось показать ей свой дом, который, так же как и его одежда, был выдержан в стопроцентном мексиканском стиле.

Эмилио остановил машину у ворот и пригласил Эльзу войти.

— Я хочу показать вам ворота, — сказал Эмилио, взяв Эльзу за руку. — Это восхитительная старина. Они были сделаны еще во время ацтеков.

Эльза трогала своей изящной рукой изъеденное короедами дерево и восторгалась.

Эмилио провел гостью во двор. Посредине двора стоял дом. Эльза остановилась, сняла черные очки и, чуть прищурив большие, как миндалины, глаза, внимательно осмотрела дом. Такие дома из неотесанного белого камня строили в старину.

— Прелестно! — сказала актриса.

И Эмилио был рад, как бывают рады дети, когда им ставят «пять» за хорошее поведение.

— Хотите взглянуть на моего коня? — спросил Эмилио и, не дождавшись ответа, выхватил из-за пояса кольт и мгновенно, как могут делать только мексиканцы, выстрелил в воздух.

Так же мгновенно из дома выскочил человек в широкополой шляпе.

— Коня! — крикнул Эмилио.

Слуга побежал в конюшню и через минуту вывел под уздцы стройного жеребца.

— Это необыкновенный конь, сеньорита! — сказал Эмилио. — Его кровь берет начало еще от тех могучих красавцев, которых привезли на нашу землю испанские конкистадоры.

Эмилио вдруг ловко вспрыгнул в седло и поднял коня на дыбы. Ох как ему хотелось понравиться Эльзе! Это заметил даже слуга. Эмилио гарцевал перед актрисой. Спрыгнув на землю, он предложил прокатиться ей. Эльза отказалась. Эмилио пригласил гостью в дом.

На пороге их встретила мексиканка, одетая в национальный костюм. Она низко поклонилась и сказала, что ужин на три персоны накрыт.

Дело в том, что Эмилио пригласил на ужин еще критика, который часто писал хвалебные статьи о нем и знал тысячу превеселых историй.

Пока критика не было, Эмилио водил Эльзу по комнатам своего большого старинного дома. Правда, дому было всего десять лет, но, для того чтобы придать ему старинный вид, Эмилио объехал немало поместий и где-то по дешевке купил старинные ворота, где-то приобрел такие же старинные рамы, где-то нашел широкую деревянную кровать с гербом, на которой когда-то спал испанский гранд… На высоких спинках стульев тоже были гербы. И конечно, по всем комнатам разбросаны старинные пистолеты, кинжалы и шкуры зверей.

Друг-критик все не появлялся. Эмилио решил начать ужин вдвоем. За столом он продолжал рассказывать Эльзе о лошадях, о бое быков, о старинных кинжалах и о своем кольте — обо всем, что так соответствует мексиканскому характеру.

Молодая актриса была восхищена Индио. Она и раньше так много слышала об этом настоящем мексиканце, а теперь с благоговением слушала его. Эмилио наливал вино гостье и сам пил за двоих, и чем больше чувствовал свой успех, тем речь его становилась все более пламенной.

Наконец явился критик. Он привел с собой приятеля, Рафаэля, который работал вместе с ним в газете.

— Я немножко опоздал.

— На два часа, — подтвердил Эмилио.

— Но мы же мексиканцы, — сказал критик, зная патриотизм Эмилио, — не какие-нибудь там англичане. Кто из мексиканцев приходит вовремя?

— Ладно! — махнул рукой Эмилио и налил гостям текильи.

— За ваше здоровье, сеньорита! — сказал критик и залпом