Рульфо содрогнулся, отметив эту глубоко погребенную, но очевидную гордость, проскальзывающую в ее голосе.

– Как бы то ни было, – заговорил он с еще большим пафосом, – ничего этого с нами не случилось бы, если бы не сны. Мы спокойно жили бы, как раньше, и, наверное, умерли бы, так ничего и не узнав о существовании дам, как и большинство людей… Они никогда не вмешиваются в события напрямую. Они вдохновляют поэтов, а потом используют их стихи, но у них вековая привычка делать это из-за кулис. То, что с нами произошло, – ровно потому, что мы перешли им дорогу. А сделали мы это только потому, что одна из них, Акелос, нас призвала, обратилась к нам за помощью. И я теперь абсолютно уверен, что планы Акелос были далеко идущими и непростыми: Летиция Милано, дед Сесара, портрет и листок со списком дам, которые я нашел в доме Лидии Гаретти… Думаю, что Акелос оставила для нас ключи в прошлом, чтобы мы смогли прийти как раз туда, где сейчас находимся. И это значит, что мы еще можем что-то сделать. Можем нанести им удар, если найдем даму номер тринадцать…

– Ее невозможно найти, Саломон. – Девушка покачала головой. – Невозможно.

– И почему ты так в этом уверена?

– Я уверена.

– В таком случае, – произнес Рульфо с холодной яростью, – все гораздо проще. Мы просто будем сидеть, скрестив на груди руки, и ждать, пока Сага не пришлет Бакуларию, чтобы та принялась терзать нас по новой, используя образы наших любимых. Может, сегодня вечером, или ночью, или завтра, или на следующей неделе, или через месяц… А когда она вдоволь насладится этим развлечением, мы подождем, пока она не разделается с нами, как с твоим сыном…

– Не надо о нем.

Это предупреждение, произнесенное тем же мягким тоном, что и все остальное, сказанное ею раньше, отдавало чем-то похожим на угрозу и заставило Рульфо окаменеть. Секунду он глядел в ее холодные глаза за завесой густых влажных волос. «Надави на нее. Заставь отреагировать». Он набрал воздуху в легкие и продолжил, повысив голос:

– Знаешь, чего мне хотелось бы, Ракель?.. Мне хотелось бы, чтобы ты именно такими глазами взглянула на настоящую виновницу. Но кто ж спорит, Сага слишком могущественна, верно?.. Во что она тебя превратила, избивая хлыстом?.. – Он заметил, как задрожали ее полные губы. Но только губы. Глаза глядели все с той же жуткой и черной твердостью. – Во что превратила она ту могущественную Сагу, какой ты была?.. После всех унижений, после того как она вытерла о тебя ноги, втоптала тебя в грязь, заставила жить в страшном унижении… Что еще она тебе сделала?.. Я скажу тебе это. Она лишила тебя того единственного, кого ты любила, того единственного, кого ты любила по-настоящему…

– Заткнись.

– …она его пытала и убила на твоих глазах, а теперь насмехается над твоим страданием, пока ты встаешь на колени и стонешь: «Мы ничего не можем сделать, это невозможно, невозможно!..»

Вдруг что-то произошло. Оба – и Рульфо, и Бальестерос – почувствовали это одновременно. Как будто температура воздуха в комнате понизилась на несколько градусов. Рульфо, собиравшийся снова что-то сказать, осекся.

– Да будет так! – произнесла она. Голос ее не изменился: это был все тот же молодой женский голос, голос Ракели. Но оба они содрогнулись, услышав его. – Да будет так! – повторила она чуть потише.

– Ты поможешь нам? – спросил Рульфо, почти умоляя.

И она кивнула головой – всего раз. Ни у Рульфо, ни у Бальестероса не осталось ни тени сомнений относительно ее намерений.

– Последняя дама – та, что объединяет весь шабаш, и именно поэтому она самая слабая… Она никогда не показывается вместе с другими: она всегда где-то прячется и из своего укрытия способствует единству всей группы. Кто она и где скрывается – это те сведения, которые стирают из твоей памяти в первую очередь, когда вышвыривают тебя вон.

– У нее тоже есть имаго?

– Ее имаго – это как раз то место, в котором она скрывается. Оно называется вместилищем. Это вовсе не обязательно восковая фигурка, как у других дам: это может быть что угодно, даже живое существо. Найти ее практически невозможно.

– Но если мы найдем это место и уничтожим его…

– Вместилище не может быть уничтожено… Тем не менее сам факт его обнаружения, а также если удастся заставить ее оттуда выйти, представляет угрозу для шабаша. Но это было бы только первым очком в нашу пользу, затем нам пришлось бы предстать перед всем шабашем.

Девушка умолкла, ожидая нового вопроса. И пока Рульфо переваривал полученную информацию, он вспомнил свои последние сны: стеклянные двери с елками по обеим сторонам, комната с номером тринадцать на двери и таинственная фраза, произнесенная Акелос: «Это знает пациент из комнаты номер тринадцать». Но что это может значить? Неужто это ключ, который поможет найти вместилище?.. И если это так, то как его понять? Может, речь идет о каком-то конкретном месте? Бальестерос не смог по его описанию опознать ни одну из известных ему клиник.

И тогда ему вспомнилось нечто другое.

– Погодите-ка: расследование Герберта Раушена… Сесар полагал, что все его справки о студентах и преподавателях имели своей целью поиски именно этой дамы. Я вот о чем: искал ли он именно вместилище и удалось ли ему его обнаружить?..

– Но они устранили Раушена, – возразил Бальестерос. – Ты сам мне сказал.

– Верно, но Сесар скопировал и унес с собой его файлы, которые потом изучал… Он не отвечает на телефонные звонки, но я попытаюсь-таки проникнуть к нему в дом и найти эти файлы. Это наш единственный шанс.

– Отличная мысль, – признал Бальестерос. – А нам что делать?

– Лучше бы вам побыть до моего возвращения вдвоем.

Оба повернулись к ней. Девушка казалась задумчивой и сидела, укрыв длинные ноги полой халата Бальестероса, на торчащих коленках – свет занимающейся зари. Ее черные волосы отбрасывают тени на лицо. Невероятно прекрасна. Так прекрасна, что кажется запретной. Бальестерос смотрит на нее с интересом, не лишенным некоторых оттенков, о которых думать ему не хочется и за которые придется заплатить угрызениями совести.

– Согласна, – сказала она наконец. И повторила: – Согласна.

Приехал он в тот же день, под вечер. «Это наш единственный шанс, – крутилось в голове, пока старенький лифт вез его наверх. – А если файлов больше нет и Сесара они уже убрали…» Но пока он не хотел думать об этом всерьез. Пока нет.

Дверь в мансарду была закрыта, из-за нее не доносилось ни звука. Рульфо вспомнился тот его визит, несколько недель назад, когда он явился, чтобы втянуть их обоих в этот кошмар. Теперь он знал, что существует только один способ загладить свою вину. Позвонил и принялся ждать. Потом позвонил еще раз. И еще. Он уже собирался попытаться взломать замок, когда изнутри послышались негромкие звуки. «Будь же благословен, Сесар, ты жив!»

Дверь открылась, но Рульфо прирос к тому месту, где стоял, увидев смотревшее на него из-за приоткрытой двери лицо – лицо призрака с седыми всклокоченными волосами и запавшими щеками. Вслед за этим его нос ощутил зловоние, словно еще один маленький фантом, неразлучный с первым.