Оставшись одна, я долгое время стояла у края ручья, прислушиваясь к шелесту листвы от легкого ветра. Я понимала, почему многие почитали платья Аманы и звали их ее величайшим наследием. Благодаря им она подарила нам мир, каким мы его знаем. День за днем, ночь за ночью она сплетала рассвет и расплетала закат.

И каким-то образом я оказалась ближе к этому наследию, чем когда-либо осмеливалась мечтать.

Я медленно сняла робу и шагнула в ручей. Вода была приятной температуры, у ног вились рыбки. Задержав дыхание, я полностью нырнула под воду, поднимаясь за воздухом лишь в последний момент.

Надо мной ярко сиял месяц, словно кусочек жемчужины в черном море ночи.

Потянувшись к робе, я достала ножницы, держа их в руках как подношение.

– Амана, – прошептала я. – Амана, спасибо за этот дар, которым ты удостоила мою семью. Я молю о твоем прощении. Если ты не желаешь, чтобы я шила эти платья, я перестану. Но, пожалуйста, пожалуйста, не наказывай Эдана за мою глупость. Пожалуйста, позволь нам найти способ освободить его от Бандура.

Я долго ждала, но, подтверждая мои страхи, Амана не ответила.

…

Наступил рассвет, но Эдана нигде не было. Я все ждала, когда увижу его приближающуюся тень на стене, с последними ласками ночи на крыльях.

Раньше я никогда не беспокоилась, пока он был ястребом, а теперь не могла остановиться – что, если он летел над озером, когда засветили первые лучи солнца? Он же не умел плавать. Вдруг он утонет?!

Или вдруг его подстрелит охотник? Быть может, один из людей шаньсэня – знали ли они, в кого превращался Эдан по ночам?

Я села на кровать и принялась распутывать колтуны пальцами. За время путешествия волосы сильно отрасли, но перед возвращением в Осенний дворец их придется снова отрезать. С другой стороны, до войны мужчины традиционно носили волосы длинными.

Я коснулась кончиков. Позволит ли мне император остаться его портным после того, как я закончу три платья… и Эдан покинет меня?

Эти вопросы приносили боль, обостряя ноющее внутри меня чувство одиночества. Встав, я подошла к небольшому столику и начала писать письмо отцу и Кетону. «Мое путешествие почти закончилось. Скоро я прибуду в Осенний дворец».

Текст вышел сухим и отстраненным, но, как бы я ни старалась, у меня не получалось выдавить из себя и пары беззаботных строк. Уж слишком тяжело было у меня на сердце.

«И, Майя, – девяносто пять шагов, – закончила я. – Надеюсь, скоро я вернусь домой и смогу прогуляться с тобой».

Я оставила кисть сушиться и закрыла чернила. Когда сложила письмо, то почувствовала дуновение ветра.

– Доброе утро, – поприветствовал меня Эдан, стоя у двери. Я не слышала, как он пришел.

– Где ты был?

Его волосы были влажными, монашеская роба свободно висела на исхудавшем теле. Он провел рукой по волосам, зачесывая их назад. От этого он стал выглядеть невероятно юным.

– Я обещал помочь им с лошадьми.

Мне хотелось рассказать, что я узнала о ножницах, но, увидев, как он неловко мнется у двери, закусила губу.

– Ты устал? Обычно после возвращения ты сразу ложишься спать.

– Я в порядке.

Между нами воцарилось неловкое молчание. Эдан продолжал стоять у двери и показал на платье, лежащее на кровати.

– Оно прекрасно. Леди Сарнай идиотка, если не оценит его.

До меня донеслось пение монахов. Я не понимала слов, но они пели в устойчивом ритме, сливаясь в единый гипнотический гул.

– Тебе тоже приходилось ежедневно петь? – пробормотала я. – Когда ты жил в монастыре.

– Да, – кивнул Эдан. Его голос поднялся на пару октав от настороженности и надежды. – Каждый день.

– Я бы могла привыкнуть к монашеской жизни. Она не так уж отличается от жизни портного. Весь день шить, весь день петь. В детстве я считала свои стежки вслух.

– Ты бы ее возненавидела. – Эдан прислонился к дверной раме. – Тебе не место в монастырской темнице. Ты должна увидеть мир.

У меня перехватило дыхание. Я подошла к нему.

– Эдан…

– Я знаю, что ты злишься на меня. У тебя есть на это полное право. Но я люблю тебя, Майя.

Я сглотнула. До чего же несправедливо, что наше время вместе так быстро закончилось. Что в будущем я больше никогда его не увижу.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я, коснувшись его щеки. Говорить громче было физически больно – мой голос охрип от эмоций. – И буду с тобой. Солнце и луна видят друг друга лишь раз в году. Пусть это будет один час или день – я предпочту быть с тобой хотя бы короткий период времени, чем не быть вообще.

Лицо Эдана просияло. Он не улыбался, но каким-то образом выглядел счастливее, чем за все месяцы, что я его знала.

– Я могу поцеловать тебя? – тихо спросил он.

– Да.

Эдан поднял мое лицо за подбородок, но я уже встала на носочки и подалась вперед, прикрыв глаза.

Он мягко рассмеялся.

– Что, не терпится? Тогда не стоило так долго на меня дуться.

Он медленно провел пальцами по моей шее к ключицам. Его прикосновения вызывали у меня дрожь, кожу покалывало. Затем он обвел мои губы. Только я собралась возразить, что он меня мучает, как Эдан поднял меня на руки.

Я прильнула к нему губами, обвивая руками шею и ногами талию. Затем он начал целовать меня в щеки, шею, грудь, снова в губы. То страстно, то нежно. Затем снова страстно, будто не мог определиться. Будто мы знали, что завтра наши губы покраснеют, но мы лишь посмеемся над этим.

В этот момент я почувствовала, что легко могу забыться и поддаться иллюзии, что все нормально.

Я смахнула волосы с его лба и взяла за подбородок.

– Позволь мне отправиться с тобой к озеру Падуань.

Эдан по-прежнему пытался отдышаться.

– Должен же быть какой-то способ победить Бандура, – медленно произнесла я. – Его амулет… я забрала его, когда была в Башне Вора, и это, похоже, ослабило демона. Может, если мы уничтожим амулет, ты станешь свободным.

– Он уже сломан, – ответил Эдан, прижимая меня спиной к стене. – Его уничтожение не убьет и не ослабит демона.

– Но я видела…

Он прижал два пальца к моим губам.

– Бандур коварен. Он хотел одурачить тебя, заставить думать, будто ты знаешь его слабость, чтобы ты потеряла бдительность – тогда он смог бы пометить тебя.

Я умолкла, понимая, что он прав.

– Я все равно пойду с тобой. Решено.

Эдан вздохнул.

– Майя, ты же знаешь, что острова кишат призраками и демонами. И даже если бы они тебе не грозили, я уже не буду прежним.