Все эти годы пусть медленно, но верно развивались и крепли интриги вокруг дела Андерсон, подпитываемые книгами, фильмами, а также нашествием экскурсантов и проявлением неуместного внимания к Андерсон. Члены семьи Романовых по-прежнему спорили и отстаивали свою точку зрения, но не только по поводу личности претендентки на имя великой княжны, но и по поводу своего отношения к ее делу, и по поводу их личных взаимоотношений. Только два представителя фамилии Романовых, видевших ее, признали в ней Анастасию: княгиня Ксения Георгиевна и великий князь Андрей Владимирович. Оба встречались с ней в 1928 году. Великий князь, запутавшийся в своем собственном расследовании, встречался с претенденткой в парижском Пале-отеле, перед тем как она отправилась в Америку. Александр Спиридович, бывший глава Придворной канцелярии при императоре Николае II, видел как Андрей Владимирович метался из комнаты в комнату в состоянии сильнейшего волнения, «огорченный и глубоко тронутый. Слезы стояли у него в глазах. Для него никаких сомнений не было» {1}. Судя по всему, то впечатление, которое у него сложилось, было основано на зрительных наблюдениях, поскольку при их первой встрече Андерсон отказалась отвечать на любой из вопросов и вообще говорить, закрывая лицо простыней в течение большей части встречи, и только позднее, уже когда он прощался с ней, великий князь был удостоен нескольких фраз, сказанных на немецком языке {2}.

«Мне представилась возможность, – писал Андрей Владимирович Сергею Боткину, – в течение двух дней быть в тесном контакте с больной и вынести свое суждение о ней по результатам своих наблюдений, и я могу ответственно заявить, что она – великая княжна Анастасия. Не может быть и речи о том, чтобы не признавать этого. Естественно, что годы и страдания, пережитые ею, оставили свой след, однако не до такой степени, как мне это представлялось. На ее лице царит глубокая печаль, но когда она улыбается, можно не сомневаться, это – Анастасия» {3}. И своей двоюродной сестре он написал: «Я узнал ее сразу же, и дальнейшие наблюдения только подтвердили мое первое впечатление. У меня нет и тени сомнения по данному поводу, это – Анастасия» {4}. Однако к этому времени великая княгиня уже давно перестала колебаться в решении данного вопроса и отвергла все просьбы Андрея Владимировича повторно встретиться с претенденткой. Противники Андерсон утверждали, что Андрей Владимирович был не вправе высказывать столь однозначное мнение по данному поводу, поскольку он был всего лишь двоюродным братом Николая II и его встречи с Анастасией носили эпизодический характер, кроме того, прошло слишком много лет. Ее сторонники возражали, указывая, что великий князь служил личным адъютантом императора, и, таким образом, ему по долгу службы приходилось регулярно бывать в Царском Селе в течение Первой мировой войны. По сути дела, правы были обе стороны. В последние годы перед революцией Андрей Владимирович встречался с девочкой-подростком Анастасией примерно десять раз, в большинстве случаев он видел ее мельком, и лишь изредка за столом, когда его приглашали присоединиться к семье императора за завтраком, чаем или обедом. Но могли ли такие мимолетные и случайные встречи позволить ему точно установить личность претендентки? Судя по всему – нет. По крайней мере по словам самого великого князя, который первоначально отказался встретиться с претенденткой, объясняя причину своего нежелания Татьяне Боткиной: «Я не могу доверять своим личным впечатлениям. Я не был настолько близок с детьми Николая, чтобы сейчас идентифицировать личность Анастасии» {5}.

Возможно, к 1928 году собственные расследования, проведенные великим князем, или же знакомство с доказательствами, приведенными Ратлеф-Кальман, привели к тому, что он изменил свое первоначальное убеждение. Хотя он не делал никаких заявлений, его мнение по этому поводу стало известно, когда великий герцог Лейхтенбергский сделал достоянием публики посланное ему Андреем Владимировичем частное письмо, в котором в благожелательных тонах описывалась та встреча в Париже. Когда была опубликована книга Ратлеф-Кальман, она тоже содержала пространное письмо, которое Андрей Владимирович написал издателю. Оно было помещено в книге в качестве предисловия, которое подчеркивало доводы в пользу Андерсон. «Ее воспоминания, насколько мне представилась возможность изучить их, – заявлял он, не особо утруждая себя соответствием истине, – содержали, с какой стороны ни посмотри, точное описание того, что было в действительности. Все, что она вспоминает, является абсолютно точным описанием жизни семьи императора, включая даже такие подробности, о которых никогда не говорилось в печати. Лично я убежден, что все, что помнит эта пациентка, является сведениями, которые может помнить только великая княжна». Он отметил также «поразительное физическое сходство» между претенденткой и Анастасией, а также и то, что он назвал «общая фамильная похожесть, которая в некоторых случаях играет гораздо более важную роль, чем личное сходство» {6}.

Подобное развитие событий настолько взбесило великого князя Кирилла Владимировича, что он немедленно вызвал к себе брата и потребовал от него объяснений. Андрей Владимирович признался в том, что он увидел Анастасию в претендентке, которую его брат Кирилл заклеймил как «авантюристку», но настойчиво утверждал, что никоим образом не давал разрешения на публикацию ни одного письма из своей частной переписки. «Судя по всему, – писал Кирилл, – моего брата просто использовали» {7}. Было это правдой или нет, но Кирилл приказал своему брату прекратить расследование. К тому времени Андрей Владимирович проникся глубоким отвращением к методам работы Глеба Боткина и охотно вышел из игры, не сказав более публично ни единого слова о претендентке. Однако в 1955 году, всего за год до смерти, он написал любопытное письмо своей двоюродной сестре Ольге Александровне: «Я всегда думал, что ты должно быть сердишься на меня из-за всей этой истории с Чайковской. Будь это так, это еще более опечалило бы меня. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы причинять какую-либо боль… Что касается существующего положения дел, то я никогда не высказывал публично своего мнения по данному поводу, поскольку я никогда так и не был полностью убежден… Тайна так и осталась нераскрытой… Я неспособен решить этот вопрос» {8}.

Владимир, сын Андрея Владимировича, пояснил, что великий князь «был поражен несомненным фамильным сходством. Однако в ряде случаев подробное расследование с его возникающими время от времени противоречиями несомненно порождало у него сомнения, и я могу свидетельствовать, что в его папках нет ничего, что могло бы так или иначе служить доказательством, была или не была эта неизвестная женщина дочерью императора Николая II. В данном деле мой отец никогда бы не стал выступать под присягой ни “за”, ни “против”, будучи убежденным, что он, как и любой другой, мог ошибаться» {9}. Однако принц Фридрих Саксен-Альтенбургский, один из наиболее верных сторонников Андерсон, считал, что подобная переоценка своих взглядов есть не более чем попытка «погасить огонь ссоры», разгоревшейся между Андреем и Ольгой по поводу претендентки. Брайену Хорену, историку, который изучал это дело, он сказал следующее: «Я встречался с дядей Андреем незадолго до его смерти, и от того, что он говорил о ней, у меня создалось впечатление, что он все еще верит в нее. Я думаю, что его истинное убеждение нашло отражение в признании им Анастасии после встречи с претенденткой в 1928 году. Это признание было его и только его решением, к которому он пришел всецело на основании своих личных впечатлений и результатов расследований, однако и на него было оказано влияние извне в виде требования его брата Кирилла прекратить заниматься этим делом» {10}. И как вспоминала княжна Кира, дочь князя Кирилла Владимировича, ее дядя Андрей перед своей смертью «пытался убедить меня, что это была Анастасия» {11}.