Записанный механический голос сообщает, что разговор окончен. Я швыряю трубку на рычаг и, обхватив голову руками, сползаю вниз по стене. Через деревянные стены доносится еще одна медленная песня. Я вслушиваюсь в щелканье бильярдных шаров, в негромкий смех парней из студенческого братства и понимаю, что пока не готов вернуться в бар. Мои руки покрыты коркой льда, и Флёр будет достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, что что-то случилось. У меня не хватит духу сообщить им новости прямо сейчас, и никто, кроме Лайона, не знает, где мы находимся. Пока нет. Все, что нам нужно сделать, это не привлекать к себе внимания, продолжать двигаться и бороться с шпионами Геи.

Засунув руки в карманы, я обхожу здание и, убедившись, что поблизости никого нет, открываю багажник седана.

Мальчишкино ружье лежит поверх зачехленной гитары Хулио. При виде его мое плечо отзывается болью. Я оглядываюсь по сторонам в поисках канализационной ямы или дренажной трубы, куда его можно было бы выбросить, и тут замечаю, как что-то движется через парковку.

Я поднимаю ружье.

Держа палец на спусковом крючке, я вскидываю ствол, пытаясь поймать в прицел быстро движущуюся тень, но она ныряет за ряд мусорных контейнеров.

– Кто здесь? – кричу я, нюхая воздух и медленно шагая к вонючим ящикам.

Между ними скользит завиток серого тумана. Возможно, тот же самый треклятый шпион, который гонялся за мной по всей Обсерватории, всегда готовый настучать на меня. Ссутулив плечи, я опускаю ружье.

– Убирайся отсюда! Проваливай! – отрывисто велю я.

Возможно, я должен испытывать облегчение оттого, что вижу этого посланца Лайона. Значит, профессор все это время прикрывал наши спины. Я гляжу на дымчатые завитки тумана, клубящиеся вокруг контейнеров, и в моем сознании черной тучей всплывает одна фраза из разговора с Лайоном:

«В хижине вы проявили себя очень достойно».

Это не просто размышление или наблюдение. Не просто выражение сочувствия или поддержки. Профессор говорил так, будто мы прошли какое-то испытание. Он предупреждал, что за нами придут, и знал, когда это случится, велел нам готовиться…

«Теперь вы должны показать им, какими могущественными стали».

Любопытный серый туман подкрадывается ближе. Мог ли Лайон быть тем, кто выдает информацию о нашем местонахождении Кроносу? Неужели он с самого начала нас просто использовал?

«Страж слишком силен. А с Кроносом во главе Обсерватории риск слишком велик… Она не может уйти. Ещё нет. Вы еще не завоевали достаточно сочувствия к своему делу…»

«У меня нет зубов для битвы». Вот что он сказал перед тем, как уговорил меня остаться в хижине и сражаться.

Правда тяжким грузом давит мне на грудь. Лайон просто использовал меня. Использовал всех нас.

Глаза мне застилает красная пелена гнева, когда я вспоминаю о пчеле, которую он раздавил ботинком в тот день, когда мы сбежали из Обсерватории. То, как он смотрел на меня, уничтожив душу пчелы. Он не пытался сохранить наши секреты от Кроноса. Это было шоу, демонстрация – яркое напоминание об ожидающей Флёр судьбе, чтобы не дать мне передумать.

«Только так я мог быть уверен, что вы выберетесь из Обсерватории».

Так же, как и в случае с Исключением в кабинете Геи. Гея знала, что Кронос покарает тех девушек, и Лайон чертовски постарался, чтобы я оказался там в нужное время и увидел все своими глазами. Чтобы запугать меня. Чтобы заставить сосредоточиться на цели, которую я полагал своей собственной. Он велел мне забыть Аляску, следовать зову сердца и изменить окончание истории. Но изменений он хочет для окончания своей собственной истории, а не моей.

Чертыхаясь, я взвожу спусковой крючок ружья.

Все это время мне казалось, что Лайон меня понимает. Что хочет помочь мне. Чушью собачьей были все эти разговоры о выборе и о том, что я единственный, кто может заглянуть в свое сердце. Он просто поддерживал во мне иллюзию, что финал, за который я боролся, был моим собственным.

Я слежу глазами за дымным туманом, гадая, чья душа в нем застряла. Вспоминая, так этот туман следовал за Лайоном по Обсерватории, словно послушный пес. Я не могу не задаться вопросом, не может ли это быть неупокоенная душа еще какого-нибудь бедолаги, которого Лайон обманом втянул в свою войну.

Я кладу палец на спусковой крючок, просто чтобы утолить ярость. На самом деле это глупо. Бессмысленно. Все, что я вижу, – это гаснущий свет пчелы и растворяющаяся в воздухе магия Хантера. Все, что я чувствую внутри себя, – это тяжесть души Неве.

Я глубоко вздыхаю и опускаю ствол ружья. Как бы то ни было, это всего лишь треклятое темное облако. Я приваливаюсь спиной к стене бара рядом с окном. Вдруг раздаются звон бьющегося стекла и чьи-то крики.

Флёр

Хулио и Эмбер – единственная танцующая пара, но по тому, как они смотрят друг на друга, можно подумать, что они единственные в целом баре. Хулио что-то шепчет ей на ухо, их щеки соприкасаются. Когда она запрокидывает голову и смеется, он сияет ярче солнца.

Может быть, в этом и заключается секрет стирания барьеров: танцевать, так тесно прижавшись друг к другу, что невозможно определить, кто ведет. Стоять достаточно близко, чтобы говорить тихо. Держать друг друга за руки, а не бросать этими руками камни.

Песня заканчивается. Звяканье стаканов за стойкой бара и хриплый смех из-за стола парней из студенческого братства разрушают чары, и Эмбер неохотно высвобождается из объятий Хулио. Не успевают они разжать пальцы, как пластинка меняется, и при звуках «When a Man Loves a Woman» Эмбер кривовато усмехается и снова ныряет в объятия Хулио. Они покачиваются, медленно поворачиваясь по кругу, и он шепчет слова песни ей на ухо. Даже официантка смотрит на них, подпирая рукой подбородок.

– А где твой парень? – Высокий студент, с которым мы играли в бильярд, обнимает меня за плечи.

– Он рядом. – Я стряхиваю его руку, не обращая внимания на его невнятное бормотание, когда он возвращается к своим друзьям.

Я ищу глазами Джека, но его табурет все еще пустует. Он слишком долго отсутствует. Достаточно долго, чтобы я начала беспокоиться. Между тем шум за столом у студентов нарастает. Потребовав у официантки еще выпивки, они с напряженным интересом наблюдают за Хулио и Эмбер.

Один из них хватает с подноса официантки бутылку пива, несет ее на танцпол и выплескивает на спину Хулио. Воздух в помещении сгущается и жарко потрескивает, когда Хулио медленно поворачивается.

Парень самодовольно разглядывает рубашку Хулио.

– Сожалею.

– Держу пари, что так оно и есть.

Хулио бросает взгляд на пустой табурет Джека, потом на меня. Я напряженно качаю головой.

– Пошел бы ты домой да переоделся. А мы пока присмотрим за девушками.