Он замер напротив картины, по старой привычке посмотрев на Мону Лизу через зеркало напротив.

И тут-то все и началось. Таинственная женщина неожиданно подмигнула ему и хлопнула в ладоши. Алексей ничего не услышал, но с ее хлопком сумрак в зеркалах затрясся, словно марево, и по зеркальным поверхностям пошли круги, словно в зазеркалье начал накрапывать дождь. По коридору повеяло промозглой сыростью и какой-то осенней беспричинной тоской.

Даже метафизическое тело, какими бы оно фантастическими возможностями ни обладало, не может видеть одновременно во все стороны, поэтому мысли разума и чувства души Алексея стали метаться из стороны в сторону, оглядываясь по сторонам и стараясь понять, чего же ожидать от начавшегося представления.

И это нечто не заставило его долго ждать. Словно из сумрачного тумана, из глубины каждого зеркала выскочило уродливое существо и начало биться в зеркальную гладь, пытаясь разбить его и дотянуться до Лехиного метатела. В узком коридоре его душе стало совсем худо от рычащих прямо перед носом существ. Стараясь не приближаться близко к стенам с зеркалами, Круглов направился по коридору дальше, держась середины коридора. Его взгляд скользил по зеркалам с отражениями потусторонних уродцев. Он всматривался в их лица и, наконец, понял, кого они ему напоминали. Это были его отражения с искаженными в злобе и нечеловеческой ярости лицами, гримасничающие и изрыгающие глухие проклятия, еле доносившиеся из-за вибрирующих зеркальных поверхностей. Отражения были разных возрастов: от юнцов до стариков, по всей временной шкале. И все это был Он.

Он, а точнее все же многочисленные Они источали уже не просто тоску, а порождали первобытный ужас, тот самый непонятный и необъяснимый кошмар, когда-то выбравшийся из доисторических болот и окутавший еще чистую душу первого Человека.

Прошедший сквозь огонь и воду разум Алексея поддерживал его выгибавшуюся дугой, словно кошачья спина, душу, но практически уже сам был готов «поднять белый флаг», то есть начать паниковать организованно, дуэтом.

Еще немного, и он готов сорваться. Еще чуть-чуть. Еще чуть…

И вот этого второго «чуть», слава богу, Они и не дождались.

Алексей, с содроганием разглядывая свои отражения в зеркалах, внезапно увидел дверь их комнатушки. Она была не похожа на ту дверь, но Круглов знал, что это именно она. Она манила его. За ней он всегда чувствовал себя в безопасности, убегая от старших мальчишек и девчонок, соседей по коммуналке, избегая в первом случае тумаков, а во втором — тисканий и противных девчачьих поцелуев. И вот теперь она должна была его укрыть от этого ужаса.

Лишь только он приблизился к ней, как дверь со скрежетом отворилась. Едва Алексей прошмыгнул в комнату, раздался треск разбившихся зеркал, и в закрывшуюся за ним дверь заколотили вырвавшиеся на свободу узники зеркал. Ругань и проклятия за дверью то перерастали в умоляющий холодящий душу шепот, то переходили в раздражавшие разум завывания, а то и вовсе смолкали. И тогда из-за двери доносилась колыбельная, которую Лехе пели в детстве. Эта незамысловатая песня про серого волчка больше всего будоражила душу Алексея, парализуя его волю. Несколько раз он намеревался приблизиться к двери, но разум одергивал его.

Наконец Алексей собрался и заставил себя игнорировать происходящее за дверью.

Круглов развернулся и в очередной раз наткнулся на зеркало. Это было большое бабушкино трюмо. Леха тут же вспомнил про зеркала в коридоре и про вырвавшиеся из них отражения, скребущиеся за дверью, и со страхом подумав о возможном…

И, как только он неосторожно подумал, раздались тяжелые уверенные шаги. Алексей огляделся по сторонам, но никого не обнаружил. Он глянул в зеркало и отпрянул прочь. В зеркале, криво усмехаясь, стояло отражение его тела с бледным цветом лица, и стояло оно гораздо ближе к грани зеркальной поверхности, нежели метатело Алексея. Круглов сразу, каким-то если не шестым, то наверняка из первой десятки чувством распознал, что это тот самый ОН.

Круглов взял себя в руки.

— Плохо выглядишь, — произнес он, остановившись напротив зеркала.

Отражение только дернуло бровью.

— Надо больше бывать на свежем воздухе, — стараясь казаться непринужденным, добавил Леха, чувствуя себя не в своей тарелке от, как бы это странно ни звучало, своего собственного, но потустороннего взгляда из зазеркалья.

В ответ его отражение село в выплывшее из сумрака кресло и закинуло ногу на ногу. Алексей оглянулся назад, ожидая увидеть не менее комфортабельное сиденье, но, увы, ничего не обнаружил.

— Недурно, весьма недурно, — похвалил он молчаливого пока собеседника.

— Ты, пустомеля, пустозвон, пустое место, — проговорило отражение без каких-либо эмоций, будто констатируя само собой разумеющийся факт.

Алексей перевел взгляд вниз, на себя, и вместо плоти, которую он покинул, увидел прозрачный силуэт из мерцающей пыли.

— Я не в этом смысле, — сказало отражение, правильно расшифровав мысли Алексея. — Тебя ведь там считают героем ихнего времени. Я же тебя, в отличие от них, насквозь вижу.

И вновь Алексей оглядел прозрачный силуэт своей ауры.

— Ты давай-ка не придуривайся, — поморщился его собеседник. — Прекрасно понимаешь, о чем я.

— Хоть убей — не понимаю, — ответил Круглов, не вникая в слова чопорного зазеркальщика. — И вообще, с кем имею честь?

— Да ты не просто пустышка, ты еще и тупой, — произнес Алексей из зеркала, всем своим видом показывая, что для него знакомство с тутошним Лехой далеко не «честь». — Мало того, что ты напакостил везде, где бывал, где появлялся, ты еще наивно полагаешь, что «просто хотел помочь людям».

Алексей раздраженно ругнулся:

— Твою душу, ты что же себе позволяешь?!

— Ты не ерепенься, — усмехнулся надменно потусторонний Леха. — А лучше покайся за свои грехи предо мной, аки пред иконой.

— Вот еще! — усмехнулся Круглов, правда, надменно у него не вышло, но с ехидством он даже немного переборщил. — Было бы перед кем извиняться. Да и нет за мной серьезных «косяков».

Отражение недовольно покачало головой и, встав с кресла, подошло вплотную к зеркальной грани.

— Ты не тупой, ты еще тупее, — громко произнес отраженный. — Или память отшибло? Напомнить?

Алексею захотелось со всей силы треснуть по зеркалу, а если повезет, и зацепить этого потустороннего наглеца по наглой, и на его взгляд, довольно симпатичной роже. Блестящая пыль силуэта его кулака уже замахнулась для рокового удара, но что-то его остановило: то ли тихое фырканье, то ли умиротворяющее мурлыканье где-то в верхнем слое ауры. Он собрался и… передумал касаться зеркальной поверхности.

— У тебя на меня ничего нет, — уверенно ответил Леха. — Если хочешь что-то предъявить, валяй, попробуй.

— Загибай пальцы, — не менее уверенно произнес Леха-потусторонний. — Когда моя чаша весов перевесит твою чашу заслуг, мы с тобой тоже махнемся местами. Согласен?