– Как поживает Энн?

– Хорошо, спасибо.

– Сколько времени... – Он явно вышел из своей роли. – Скажем так, Джордж, – продолжал он, с наслаждением вдохнув ночной воздух, – вы разъезжаете по делу или ради удовольствия? Что из двух?

Смайли тоже помедлил и ответил также уклончиво.

– Я никогда не думал об удовольствии, – произнес он. – Или, пожалуй, о разнообразии.

– У Карлы так и осталась ваша зажигалка, которую вам подарила Энн? Это правда, да? В тот раз, когда вы беседовали с ним в Дели, пытаясь убедить перейти к нам, говорят, он взял вашу зажигалку. Она все еще у него, да? И он ею все еще пользуется? Малоприятная, по-моему, штука, меня, во всяком случае, это изрядно раздражало бы.

– Обычная зажигалка «Ронсон», – откликнулся Смайли. – Однако их делают очень прочными, правда?

И они расстались, не прощаясь.

Несколько недель после встречи с Эндерби Джордж Смайли пребывал в сложном и изменчивом настроении – в зависимости от рода занятий. Он не был в ладу с самим собой, он ведь, образно говоря, был человеком неоднозначным – все зависело от стоявшей перед ним цели. Охотник, отшельник, любовник, одинокий мужчина в поисках самоутверждения, проницательный участник Большой игры, мститель, человек, полный сомнений, ищущий подтверждения своей правоты, – Смайли поочередно выступал в этих обличиях и порою не в одном, а сразу в нескольких. Те, кто вспоминал его потом, – в том числе старик Мендель, бывший полицейский, один из немногих, кому поверял свои мысли Смайли; некая миссис Грей, хозяйка скромного пансиона только для джентльменов в Пимлико, который из соображений безопасности Смайли сделал своей временной штаб-квартирой, или Тоби Эстерхейзи, иначе Бенати, известный торговец арабским искусством, – каждый по-своему описывал его появления неспроста, его спокойствие, экономное использование слов и взглядов, и каждый описывал это в соответствии с тем, насколько хорошо знал его и какое положение занимал в жизни.

Мендель, мрачный, наблюдательный, прихрамывающий мужчина, увлекающийся разведением пчел, напрямик заявил, что Джордж готовится к большой схватке. В свое время Мендель в качестве боксера-любителя выступал за средний вес от дивизиона и утверждал, что распознает признаки кануна схватки: этакая подобранность, одиночество и так называемый «стеклянный глаз», свидетельствующий, что у Смайли «чешутся руки». Судя по всему, Мендель время от времени приглашал его и кормил; однако, будучи весьма наблюдательным от природы, он не мог не заметить в Смайли и другого: озадаченности, часто прикрываемой нежеланием общаться; привычки ускользать из компании под первым попавшимся предлогом, как если бы сидеть на месте ему вдруг стало невмоготу, как если бы ему необходимо было подвигаться, чтобы бежать от себя.

Своей хозяйке, миссис Грей, Смайли просто казался человеком, пережившим какое-то горе. Она ничего о нем не знала, кроме того, что фамилия его – Лоример и по профессии в прошлом он – библиотекарь. Но остальным постояльцам она заявила, что он пережил потерю, потому и оставляет не съеденным бекон, потому мало сидит дома и всегда выходит один и потому спит при свете. Он напоминал, говорила она, ее отца, «после того как мамы не стало». И значит, проницательности миссис Грей не занимать, ибо на Смайли и вправду тяжким грузом лежали два жестоких убийства, хотя это ничуть не сковывало его активности, а, скорее, наоборот. Она справедливо называла его и нерешительным, постоянно менявшим мнение по поводу разных мелочей: Смайли, как и Остракова, обнаружил, что несущественные решения даются ему все труднее и труднее.

А вот Тоби Эстерхейзи проявил большую информированность в оценке поведения Смайли, естественно, окрашенную его, Тоби, волнением по поводу того, что он снова участвовал в деле. Перспектива разыграть Карлу «за большим столом», как Тоби упорно это называл, превратила его в нового человека. Мистер Бенати стал настоящим деятелем международного масштаба. Целых две недели он обходил темные закоулки самых убогих городов Европы, проводя смотр своей необычной армии сданных на свалку специалистов – карманников, воров звуковой техники, шоферов, фотографов, – и каждый день, где бы он ни находился, ему звонил Смайли по телефонам, расположенным невдалеке от пансиона; пользуясь заранее обговоренным кодом, он сообщал о том, как подвигается дело. Если Тоби проездом оказывался в Лондоне, Смайли ехал в отель при аэропорте и снимал с него показания в одном из ставших уже знакомыми номеров. Джордж, заявил Тоби, превратился в этакого летучего голландца, он «flucht nach vorn», чего никто толком не сумел перевести. Буквально это означает «вырывается вперед» и, безусловно, подразумевает состояние отчаяния, но также и ожидание удара в спину, а возможно, и то, что человек окончательно сжег свои корабли. В чем, собственно, заключалась эта слабость Смайли, Тоби описать не мог.

– Слушайте, – говорил он, – Джордж всегда нарывался, понимаете, о чем я? Вот, скажем, вы много всякого видите – глаза у вас очень устают. Возможно, Джордж слишком много всего видел. – И он добавил фразу, которой нашлось достойное место в фольклоре Цирка:

– У Джорджа под шляпой ума палата.

С другой стороны, Тоби ни минуты не сомневался в его качествах командующего. «Дотошен до крайности», – уважительно объявлял он, даже если эта крайность включала проверку подотчетных средств, выданных Тоби, вплоть до расходов на швейцарскую газету «Раппен», и была проявлением дисциплины, которую Тоби принимал с трудом. Джордж нервничал, рассказывал Тоби, все нервничали, и эта его нервозность достигла апогея, когда Тоби стал передислоцировать свои команды из двух-трех человек к главной цели – в Берн и очень, очень осторожно делать первые шаги в направлении дичи.

– Слишком он во все влезает, – жаловался Тоби. – Можно подумать, что он вместе с нами хочет прочесывать улицы. Он же оперативник, и ему трудно что-либо кому-то препоручать, понимаете, что я имею в виду?

Даже когда команды были набраны, должным образом зарегистрированы и проинструктированы, Смайли со своей лондонской базы продолжал настаивать, чтобы они три дня бездействовали – пусть каждый, так сказать, «измерит температуру города», приобретет местную одежду и средство передвижения, проверит системы связи.

– Это как занавеска из сплошного кружева, Тоби, – волнуясь, повторял он. – С каждой неделей, в течение которой ничего не происходило, Карла будет чувствовать себя все безопаснее и безопаснее. Но стоит хоть раз спугнуть дичь, и он запаникует, а нашей операции придет конец.

По завершении первого этапа операции Смайли вызвал Тоби с докладом к себе домой.

– Вы уверены, что никто вас не заметил? Достаточно ли у вас смен? Не прибавить ли вам машин, людей?

После чего, рассказывал Тоби, ему пришлось заново изложить Джорджу весь маневр, пользуясь картами улиц и фотографиями объектов, объясняя в точности, где будут расставлены посты, где одна команда исчезает, уступая место другой.

– Дождитесь, изучите его маршруты, – посоветовал Смайли, расставаясь с Тоби. – Выясните манеры поведения, а тогда я присоединюсь. Но не раньше.