Почувствовав необходимость оправдаться, я сказал с легкой обидой:

― Маньяки, между прочим, меня совсем не от хорошей жизни интересуют: я дело расследую. — Вспомнил про нового клиента Вальку Поноса и добавил: ― Даже два. И про Шахову не просто так расспрашиваю, вы же знаете… Оно, конечно, красиво у вас ― про вынужденную неодолимость, но лучше бы почетче сформулировать. Я-то ладно, а вот возьмутся за вас с вашей Ангелиной прокурорские, у них не забалуешь!

― Почетче? ― Вопреки ожиданию, доктор на мой очередной намек внимания не обратил. ― Тогда для начала: в данном случае вынужденность и неодолимость ― сами по себе как психические константы не существуют. Оба в качестве определений лишь характеризуют некое запретное, отвергаемое рассудком желание совершить действия, для данного индивида табуированные. Так достаточно четко?

Я предпочел молча кивнуть, ожидая продолжения.

― Хорошо. Это хорошо. ― Ядов потер друг о друга сухие ладони. ― Вы спросите: а как же это достаточно редкое психическое явление возникает и развивается? И я вам честно отвечу: о глубинных процессах нам пока известно немного, можем только предполагать и догадываться. О внешней стороне дела знаем побольше. Мы ведь уже говорили про психологическую тягостность обстановки, да? Про длительную невыносимую тягостность! Когда человек изо дня в день вынужден терпеть то, чего терпеть не хочет и не может, но… терпит! Тут, конечно, всегда есть альтернативный выход: самоубийство. Некоторые психиатры даже употребляют такое затейливое определение: самоубийство как способ самосохранения.

― Серафима… ― пробормотал я. ― Утопление в воде…

Он замолк, но по его лицу мне не удалось точно определить, угадал я или снова ткнул пальцем в небо. После паузы Ядов продолжил:

― Ангелине была невыносима сексуальная распущенность мужа, но разум заставлял ее терпеть все ради того, чтобы дети росли в полноценной семье, имели отца, вернее, заменившего его отчима. Вот вам и сшибка, лобовое столкновение двух начал: разум требует одного, чувства другого. Но это только фон, на котором развивается болезнь. И развивается она так. Разум принял решение: ничего не менять. А чувства решений принимать не умеют. Конфликт, не получая разрешения на поверхности, зреет внутри. Вот тут мы вступаем в область, не столь хорошо изученную.

Ядов снова сделал паузу, опять одарив меня взыскующим взглядом: понимаю ли я, о чем он говорит? Чтобы не огорчать профессора, я постарался изобразить умное лицо. Он, благосклонно кивнув, продолжал:

― По всей видимости, существует еще один малоизученный могучий инстинкт, зачем-то заложенный природой на заре человечества: про запас. Возможно, на случай, если разум откажет, начнет совершать фатальные ошибки.

― Запасной инстинкт? ― переспросил я пораженно.

― Называйте как хотите. Вообще-то говоря, конфликт чувств и разума ― явление хорошо известное. Здесь вступает в дело открытое Фрейдом бессознательное. Туда, в подсознание, как в пропасть, падают жертвы этого непрекращающегося конфликта. Эмоции требовательно заставляют личность предпринять нечто вопреки его убеждению, совершить какой-то поступок помимо собственной воли… Сначала разум сопротивляется. Но это «что-то» нарастает, в конечном итоге подавляя большую часть других мыслей и чувств. До некоторой степени можно говорить о концентрическом сужении сознания: человеком все больше овладевает некая моноидея. Мы, к сожалению, весьма мало знаем о происходящих при этом биохимических процессах, но на практике подобная личность начинает жить в состоянии переплетения действительных впечатлений с причудливыми фантастическими переживаниями…

― Раздвоение личности? ― опять не удержавшись, влез я, и опять невпопад.

― Да нет, не раздвоение, ― качнул головой доктор. ― Во всяком случае, совсем не как при классических симптомах шизофрении. Своего рода двойственность сознания, согласен, имеет место. Но это нечто гораздо более сложное, понимаете?

Ядов вскочил со стула и принялся широкими шагами мерить комнату, словно действительно читал лекцию.

― Уж если вам так хочется приискать сюда какой-нибудь научный термин, то ближе всего по смыслу будет «вытеснение», а еще лучше «замещение». Больной не слышит «голосов», не воображает себя папой римским, у него нет мании преследования и тому подобного. Больше того, внешне человек может оставаться даже весел, дружелюбен и общителен. Никак или почти никак не проявляя происходящие в его психике процессы. А под влиянием гнетущих обстоятельств непреодолимое «что-то» нарастает и нарастает… В учебниках по психиатрии, особенно по судебной, вы найдете описания случаев, когда субъект, почти полностью утратив прежнее «я», практически не осознает, кем является на самом деле. Но продолжает вести привычный для окружающих образ жизни, выполнять профессиональные и домашние обязанности. Формируется некая квазиличность. И личность эта порой настолько артистична и изобретательна, что распознать за ее маской болезнь способен только специалист, да и то при тщательном наблюдении. Тщательном и длительном.

Он остановил свой бег прямо напротив моего дивана, снова вперив в меня все тот же испытующий взгляд, словно уже приступил к тщательному за мной наблюдению. Но произнес как-то безжизненно:

― А потом в какой-то момент происходит то, что в психиатрии носит название «короткого замыкания». Разрядка. Краткий, но чрезвычайно мощный патологический аффект. Во время которого квазиличность реализует то самое неодолимое желание. Эту новую личность, собственно говоря, и сформировавшее. В таком состоянии субъект способен на многие опасные для окружающих поступки, в том числе на убийство. Действия эти могут носить чрезвычайно жестокий характер. И часто отличаются какой-то вызывающей демонстративностью, театральностью и даже патетичностью.

Профессор устало опустился на стул, давая понять, что лекция подошла к концу.

― Заканчивается все примерно одинаково. За бурным проявлением аффекта следует резкое психическое и физическое истощение. Практически всегда — амнезия в отношении совершенного. Квазиличность уходит, но прежняя иногда возвращается, иногда — нет. Тогда сознание больного погружается в длительное сумеречное состояние. Да вы, собственно, сами изволили наблюдать…

― А может квазиличность вернуться? ― я решился на вопрос, по затянувшейся паузе догадавшись, что семинар закончен.

― И да ― и нет, ― неопределенно пожал плечами Ядов. ― Теоретически может, если вокруг больного снова сложится непереносимая для него обстановка. Если он опять попадет в стрессовую ситуацию. Но поскольку предполагается, что прежнее неодолимое желание было аффективно реализовано и начисто забыто, следующая квазиличность должна быть иной, порожденной другими обстоятельствами, другим сверхжеланием.

Дотянувшись до выключателя, доктор погасил в комнате электричество. И только тут я заметил, что за окнами давно наступил рассвет. Попытался подняться на ноги и, как ни удивительно, смог это сделать.