Наконец-то. Один из визитеров сглотнул комок в горле. Другой нервно облизнул губы, затем также сглотнул.

— Уверен, как только мы все объясним...

— А я уверен, что как только я все объясню... Знаете что, предлагаю решить наш спор прямо сейчас, хорошо? Давайте позвоним в Вашингтон и послушаем, что скажет босс Гарри.

Сняв трубку, Сэм несколько раз постучал по рычажкам, пока наконец ему не ответила телефонистка Милдред.

— Милдред, дорогая, это Сэм Винсент. Будьте добры, соедините меня с Вашингтоном, номер босса Гарри. Нет-нет, не служебный, домашний. Я не хочу пререкаться с Клодом; лучше попасть на Бетти. Она позовет мужа к телефону за десять секунд. Да-да, Дейвис-тридцать-восемьдесят, совершенно верно.

Мужчины переглянулись.

Оба понимали, что такой противник, как конгрессмен Гарри Этеридж, может доставить им очень много неприятностей, в то время как их собственный шеф Мартин Дайс не обладает достаточной силой, чтобы вступиться за своих людей.

Оставалось только выяснить: Сэм блефует или же он действительно может связаться с боссом Гарри?

Очевидно, возможный проигрыш был слишком велик, чтобы идти на риск.

— Послушайте, мистер Винсент, вы совершенно напрасно заводитесь. Предлагаю положить трубку и поговорить по-дружески. У меня сложилось впечатление, что мы просто не поняли друг друга.

Сэм положил трубку на аппарат.

— Я вас слушаю, — сказал он.

— Мы приехали сюда вовсе не для того, чтобы ссориться с вами. В одном ведомстве нам конфиденциально намекнули, что к вашим действиям там относятся без особого энтузиазма.

— В каком именно ведомстве?

— Это конфиденциальная информация.

— Черт побери, или вы сейчас же скажете мне это, или ближайшие пять лет проведете в исправительной тюрьме штата Арканзас!

— С нами связался сотрудник службы безопасности одного учреждения, расположенного в Форт-Дитрихе, штат Мэриленд.

— Что?

— Сэр, я понятия не имею, чем вы так встревожили этих людей. Но, судя по всему, вы впутались в то, во что не должны были впутываться, поэтому нас направили сюда, чтобы попросить вас остановиться. Что ж, вот мы и передали эту просьбу. Извините, если у нас получилось несколько грубовато. А теперь, думаю, мы можем с чистой совестью уехать отсюда, а вы занимайтесь своими делами. Мы передали вам сообщение. Только для этого нас сюда и направили.

— Гм, — задумчиво произнес Сэм. — Полагаю, что даже одними своими расспросами вы причинили мне значительный моральный ущерб.

— Знаете что, сэр, думаю, на обратном пути из вашего города мы можем заглянуть в два-три места и объяснить, что все случившееся явилось следствием большого недоразумения. Вас это устроит?

— Думаю, устроит.

— Хорошо, сэр. Предлагаю пожать друг другу руки и расстаться друзьями.

Встав, он протянул свою огромную лапищу.

— Нет, сэр, — ответил Сэм. — Мы здесь очень серьезно подходим к вопросам этикета, и подобного жеста удостаиваются только те, кого мы уважаем. Вы приехали сюда с черными сердцами, и я прогоняю вас вон. Если вы, как обещали, задержитесь и смоете грязь с моего имени, я не стану добиваться вашего ареста и не буду просить босса Гарри связываться с председателем вашего комитета. Но это все, на что вы можете рассчитывать с моей стороны. А теперь, будьте любезны, уходите отсюда. Меня ждут дела.

Сэм сел на место. Двое мужчин покинули его кабинет и его жизнь.

Сэм подумал: «Форт-Дитрих, штат Мэриленд. Черт побери, что все это значит?»

Зазвонил телефон.

— Алло!

— Мистер Сэм, почему вы положили трубку?

Это была Милдред, телефонистка.

— Ну, я...

— В любом случае вы назвали мне не тот номер. В Вашингтоне даже нет телефонной станции «Дейвис». Если хотите связаться с боссом Гарри, я узнала его номер. Вам нужно переговорить с Бетти?

— Нет, Милдред, не нужно. Извините за беспокойство.

— Ничего страшного, мистер Сэм. До свида... ой, подождите, ваша лампочка снова мигает. Положите трубку.

Сэм положил трубку, и через мгновение, как только Милдред установила соединение, телефон зазвонил снова.

Это была Джун Суэггер.

— Мистер Сэм, скорее приезжайте сюда! — воскликнула она. — Это связано с Эрлом!

В сером предрассветном полумраке заключенные семенили к насыпи, окруженные верховыми охранниками, которые гнали их, словно стадо скота.

— Эй, парень, не отставай, черт возьми!

— Джетро, йе-хо, следи за тем ниггером слева!

— Ну-ка, не растягиваться, черт бы вас всех побрал!

Грохот копыт, топот ног и крики время от времени разрывались похожими на винтовочные выстрелы щелчками бичей, проносившихся со сверхзвуковой скоростью. Иногда слышался громкий шлепок дерева по живой плоти: кто-либо из заключенных вызывал недовольство одного из охранников, и в ход вступала палка.

Добравшись до насыпи, заключенные выстроились в цепочку, чтобы получить инструмент. Один староста отпер сарай и начал раздавать мотыги и лопаты, другой вел подсчет.

— Босс, на работу вышли пятьдесят шесть человек, — наконец послышался крик.

— Пятьдесят шесть человек, — крикнул в ответ начальник участка. — Ты не ошибся. Пятьдесят пять черных ниггеров и один белый ниггер!

Начальник участка, проезжая мимо шеренги заключенных, направил своего коня прямо на Эрла, и тому пришлось отступить назад. Однако Эрл знал, что слишком близко всадник все равно не подъедет: начальник участка по-прежнему до смерти его боялся.

Эрл шагнул вперед.

— Начальник участка, я хочу с вами поговорить.

— Черт побери, парень, никак этого не ожидал!

— Пожалуйста, босс!

Отъехав назад, начальник участка остановил коня и спешился. К нему немедленно подъехали два всадника, заслоняя его от Эрла. Они держали наготове палки и кнуты; в седельных кобурах под рукой лежали свежесмазанные «винчестеры» 351-го калибра.

Эрл робко приблизился к начальнику участка.

— Говори, парень.

— Сэр, я так больше не могу. Когда вернется Полумесяц, он сотворит со мной нечто ужасное, и эта мысль не дает мне покоя. А все остальные будут надо мной смеяться. Опозорив меня, Полумесяц меня прикончит. Я не хочу умереть в тюрьме для цветных. Пожалуйста, сэр, передайте сержанту охраны Великану, что я сломался.

— Теперь ты понимаешь, что вел себя неправильно?

— Понимаю, босс. Теперь я все понимаю. Я расскажу все, что будут от меня требовать, и исправлю свою ошибку. У меня больше нет сил терпеть это дерьмо. Я не продержусь ни одной ночи.