Покончив с чинами Русской Армии, красные каратели переключились на обывателей и мирное население. Арестовывались члены семей бывших белогвардейцев, сотрудники гражданских ведомств, средств массовой информации, духовенство. Далее террор распространился просто на представителей дворянства, считавшихся виновными по определению. Истребив дворян, крымские чекисты перешли на организацию облав на людей, носивших приличную одежду, а следовательно, могущих принадлежать к «классу буржуазии». Людей доставляли в фильтрационный пункт, обычно располагавшийся в городских казармах, проверяли документы и решали, кому быть отпущенному, а кого отправить за город, на расстрел. Люди были лишены даже возможности выезда в Россию, ибо каждый пропуск подписывал лично Бела Кун. Вошедшая в Крым советская армия оказалась тяжелым бременем для полуострова, так как содержание ее представляло собой довольно трудоемкую задачу. Запасы крымского продовольствия были реквизированы и отданы в армию, ЧК и служащим советских учреждений, потянувшихся нескончаемыми обозами из Центральной России.

Местное население было обречено гибнуть от голода. Начинались эпидемии, с которыми большевики не боролись, только лишь блокируя ту местность, где они свирепствовали, и оставляя местных жителей на произвол судьбы. Крым походил в то время на один большой концентрационный лагерь, прообраз будущего ГУЛАГа в размерах одного полуострова… Террор распространился и на рабочих, работавших в железнодорожных депо и занимавшихся ремонтом и эксплуатацией подвижного состава при Врангеле. Так, ушедших с отступающими частями Добровольческой армии из Курска железнодорожников, обосновавшихся в походном лагере недалеко от Феодосии, в ночь с 19 на 20 ноября вывели вместе с женами и детьми из лагеря, прогнали пешком до мыса Св. Ильи и затем расстреляли. На месте опустевших рабочих бараков Особый отдел 9-й советской дивизии, в соответствии с директивами из РВС Южного фронта, распорядился создать концентрационный лагерь для военнопленных, который был очень быстро заполнен прибывающим новыми партиям арестованных. Ревком и Особый отдел выявили несколько «старост», которым поручалось разделить арестантов на тех, кто когда-либо служил в Красной армии и тех, кто воевал лишь на стороне Белой. Последних каждую ночь отправляли в колоннах по 100–150 человек с конвоем на мыс Св. Ильи и городское кладбище и расстреливали из пулеметов. Иногда арестованных связывали колючей проволокой и топили за Чумной горой в море. На мысе Св. Ильи тех, кто был расстрелян, сваливали в три параллельно идущие балки. Места расстрелов охранялись красноармейским батальоном Особого назначения, рассыпанным в цепь, чтобы не допускать родственников убитых забрать тела для погребения.

Тех, кто прежде служил в Красной армии, обирали до нитки, снимая даже нательные кресты и порой нижнее белье, и предлагали вступать снова в Красную армию. Тех, кто не соглашался, добавляли в колонны, идущие каждую ночь на мыс Св. Ильи или городское кладбище, но и тех, кто под влиянием пережитого соглашался, направляли в полевые лагеря особых отделов 6-й и 4-й советских армий, располагавшихся под Керчью, Бахчисараем, Джанкоем и Симферополем, где их под предлогом отсутствия продовольствия или солдат для охраны, за ненадобностью, также расстреливали.

Для упорядочивания репрессивного аппарата, Бела Кун и P. C. Землячка инициировали создание Крымской ЧК, во главе которой был поставлен С. Реденс, а начальником оперативного отдела — некто Я. П. Бизгал. Комендантом Крымской чрезвычайки назначили И. Д. Папанина, чья карьера, под воздействием пережитых ужасов, творимых его товарищами, закончилась долгим пребыванием в клинике для душевнобольных.

Прошло и доукомплектование (на 70 %) Особого отдела 46-й советской дивизии, батальона особого назначения и комендантских команд чинами расформированной Эстонской стрелковой дивизии. Феодосийский Особый отдел, во главе которого встали некие Зотов и его заместитель Островский, человек палаческих наклонностей, поместился в картинной галерее Айвазовского, вместе с ними в галерею въехали местные чекисты и временно Морской отдел. Новоселье было отмечено грандиозным пьяным дебошем, в ходе которого было исколото штыками несколько картин великого художника.

Въехавшие в галерею чекисты, совместно с Особым отделом 46-й дивизии, разработали ежедневный план уничтожения арестованных, который не прекращал своей чудовищной работы вплоть до конца апреля 1921 года. Осенью 1921 года крымские большевики получили приказ уничтожить следы массовых расстрелов. Рвы и балки, куда на протяжении полугода комендантские команды сваливали расстрелянных людей, стали спешно засыпаться негашеной известью, однако «и весной 1996 года дожди вымывали из земли кости»[248]. Впоследствии чины феодосийского ЧК и особого отдела 46-й советской дивизии были расстреляны самими же большевиками «за злоупотребления» выездной оперативной командой Крым ЧК.

…А суда с беженцами и эвакуированной армией причалили к турецким берегам: «Взорам находившихся на палубах представилась удручающая картина. По правому борту показались унылые постройки казарменного типа, в которых по соседству с сенегальским батальоном французских колониальных войск, предстояло разместить Сергеевское училище. Дальше был маяк, а за ним потянулись серые развалины небольшого городка с редкой чахлой зеленью, неказистыми домиками на набережной…»[249]. Выбор Галлиполи, не самого райского уголка на земле, был далеко не случаен. Обратившийся за помощью в размещении беженцев митрополит Вениамин вспоминал: «Совершенно отказали в приеме русских итальянцы и вообще католические страны. Они наоборот воспользовались случаем, принялись буквально вылавливать детей русских беженцев, устраивая их в приюты и окатоличивания их там. Мне Синод поручил провести переговоры с папским представителем в Константинополе (архиепископом Дольче), чтобы они прекратили эту практику. Не оказали гостеприимства и союзники-румыны, и бывшие враги — немцы, и даже единоверцы-греки»[250].

Выбор мест размещения лагерей русских беженцев, обсуждаемый Врангелем с союзниками и Турцией, был неслучаен. Франция и Англия как победившие державы получили по Мудросскому соглашению, а впоследствии и по Сверскому договору в сферу своего безраздельного господства европейскую часть Турции, включая Константинополь. Специально созданная союзническая особая комиссия, следившая за демилитаризацией черноморских проливов Босфора и Дарданелл и возможностью открытого плавания по ним судам всех государств, получила под свой контроль и полуостров Галлиполи. Этот полуостров, в ширину в районе одноименного города всего в 27 километров, отделяющий европейскую часть Турции от ее азиатской части и тянущийся узкой полосой с северо-востока на юго-запад до 90 километров вдоль Дарданелльского пролива, был избран для устройства основного лагеря. В нем высаживались и размещались для переформирования все пехотные и артиллерийские части Русской Армии, конница, штаб корпуса, военно-учебные заведения и тыловые учреждения.