Под Чонгаром шли бои, в которых остатки Русской Армии побеждали с переменным успехом: едва донские казаки успевали вырубить авангард большевистских частей, а на смену ему уже приходили новые силы и с ходу вступали в бой. Казаки контратаковали, однако силы их таяли буквально по часам. В окружении красных дрался до последнего снаряда и патрона посланный им на помощь бронепоезд «Офицеръ». Уже подорванный, остановленный, он все еще отбивался из оставшихся пулеметов, пока не закончились последние патроны. В ночь на 12 ноября (28 октября) 1920 года большевики овладели станцией Таганаш. Армии Южного фронта начали входить форсированным маршем в Крым.

В тот же день, в 10 утра, поезд Врангеля прибыл в Севастополь. С вокзала Главнокомандующий отправился во дворец, пригласив на совещание Шатилова, Скалона, Кедрова и Кривошеина и отдал им последние распоряжения занять войсками главнейшие учреждения, почтамт, телеграф, выставить караулы на пристанях и железнодорожном вокзале. На основании сведений данных, полученных от Кедрова, барон распределил тоннаж по портам. Для погрузки в Керчи отводилось 20 000 тонн, Феодосии — 13 000, Ялте — 10 000, Севастополе — 20 000, Евпатории — 4000. Кроме того, Главнокомандующий дал указания разработать порядок погрузки тыловых военных и гражданских учреждений, больных, раненых, запасов воды и продовольствия, особо ценного имущества, чтобы в момент получения приказа погрузка могла начаться немедленно в соответствии с принятыми к сведению указаниями. После совещания с ближайшими соратниками, Врангель пригласил представителей иностранных военных миссий с просьбой оказания содействия иностранными судами в случае массовой эвакуации из Крыма. После того Врангель дал последнюю пресс-конференцию российским и иностранным журналистам, рассказав им о создавшемся бедственном положении Русской Армии. Тревожные вести распространялись по городу с быстротой молнии. Главнокомандующему беспрерывно звонили по телефону, прося содействия или разъяснения ситуации, присылались депутации, запросы. «Положение становилось грозным, остававшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены. Работа кипела. Днем и ночью шла погрузка угля; в помощь рабочим грузчикам были сформированы команды из чинов нестроевых частей, тыловых управлений… Спешно грузились провиант и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела работа в штабе и управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела»[234].

Слухи докатились и до генерала Слащева, поразив его расстроенное воображение сверх всякой меры. «В своем фантастическом костюме (белый ментик, отороченный мехом с золотым шнурами. — Авт.) он появлялся на улицах, беседовал с толпой, собравшейся перед витриной телеграфного агентства, давал интервью представителям печати… Я послал предписание генералу Слащеву выехать немедленно на фронт в распоряжение генерала Кутепова; последнему приказал передать, чтобы он задержал генерала Слащева при себе, не допуская возвращения его в Севастополь… Слащев на автомобиле выехал в Джанкой»[235].

Врангель мог вздохнуть с облегчением, ибо душевное состояние Слащева уже давно беспокоило его.

Теснимые противником, части Русской Армии продолжали свой отход. К вечеру части Дроздовской дивизии, Конный и Донской корпусы отошли в район Богемки. Остальные подразделения 1-го армейского корпуса сосредоточились у села Тукулчак. Врангель приказал войскам, оторвавшимся от преследования противником, идти в порты на погрузку. 1-й и 2-й армейские корпуса отправились в Евпаторию и Севастополь. Конному корпусу Барбовича предписывалось двигаться на Ялту. Кубанцы генерала Фостикова направлялись в Феодосию. Донской корпус Абрамова и Терско-Астраханская бригада направлялись в Керчь. Для ускорения передвижения пехоту было приказано посадить на повозки, а коннице прикрывать отход.

29 октября 1920 года Врангель издал приказ, предупреждающий население Крыма об оставлении Русской Армией родной земли, и подготовлено сообщение правительства о предстоящих тяготах эвакуации и морского похода, а также о том, что ни одна иностранная держава не дала своего согласия на данный момент на прием эвакуированных. В сообщении подчеркивалось, что правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания помощи эвакуируемым как в пути следования, так и в дальнейшем и призывает всех тех, кому не угрожает непосредственная опасность со стороны большевиков, оставаться в Крыму. Поздно ночью начальник штаба контр-адмирала Кедрова, капитан 1-го ранга Машуков разбудил Главнокомандующего и сообщил ему о только что полученном по советскому радио предложении Фрунзе о сдаче, гарантируя жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем сложившим оружие. За предложенную Русской Армии бескровную сдачу Фрунзе был строго отчитан Лениным: «Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Удивлен уступчивостью условий. Если враг примет их, надо приложить все силы к реальному захвату флота, т. е. невыходу из Крыма ни одного судна. Если не примет, нельзя ни в коем случае повторять и расправляться беспощадно».

Врангель приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами. Погрузка лазаретов и учреждений тыла проходила в относительном порядке. По улицам города тянулись вереницы подвод, нагруженные вещами обывателей. Улицы города патрулировали чины комендатуры, в сопровождении юнкеров. В штабе генерала Скалона шла запись желающих выехать за границу. Неожиданно это количество оказалось столь велико, что заставило Главнокомандующего и его ближайших соратников задуматься о том, что рассчитанного на бумаге тоннажа может оказаться недостаточно. В связи с изменением погоды и устанавливающимся штилем адмирал Кедров предложил использовать все суда и баржи, которые могли держаться на воде, взяв их на буксир. «В эти тяжелые часы, среди лихорадочной напряженной работы он проявил редкую распорядительность, не отдыхая ни днем, ни ночью, поспевая всюду, требуя от подчиненных того же»[236].

Совместная служба адмиралов Кедрова и Машукова была как нельзя лучшим соединением двух энергичных и деятельных морских военачальников: «На своем белом быстроходном катере с молодым Начальником Штаба, сам одетый в только что, срочно сшитую морскую форму с золотыми Контр-Адмиральскими погонами во флотской фуражке царского времени, носился по рейду Севастополя, обходя все свои владения… эти два человека неразлучно работали вместе. Всюду появлялись энергичные, бодрые, вдохновенные надеждами, создающие новые крепкие кадры команд, бодрящие падающих духом… Они собрали распадавшийся флот, обновили, освежили, очистили личный состав и приготовили к роковой минуте… К этому дню великой печали были готовы к отплытию в Севастополе 31 судно под Андреевским флагом… И еще множество кораблей — всего белого флота 132 корабля»[237].