— Смотри, папочка, у мамы еще седых волос прибавилось, вон там! Смотри, а на подбородке какая-то щетинка! Разве у женщин бывает борода?

— Она не любит меня, — жаловалась Джо мужу. — Любит только тебя.

— Ну конечно, она любит и тебя, — терпеливо успокаивал ее Уолдо, но, поскольку обожал только дочку, а к жене никогда не питал той страстной любви, о какой пишут в книжках, понимал, куда гнет Элиза. Джо была артистической натурой, и цветы в ее волосах смотрелись премиленько. Но с одной стороны, она страдала легкомыслием, а с другой — все время ждала от него слов любви, и чем больше она настаивала, тем меньше он утверждался в своих чувствах. Он был серьезным художником и понимал, что такое соотношение между формой и содержанием, но его часто приглашали на всевозможные приемы и вечеринки, а галерея требовала все новых и новых картин. Он уже заподозрил, что популярность мешает творчеству, и очень беспокоился по данному поводу, но обсуждать это с Джо было бесполезно, поскольку она никак не могла взять в толк, о чем он говорит.

— Ах ты, мой глупый старый недотепа! — любовно приговаривала она в таких случаях. — Людям нравится, люди покупают, так чего ж тебе еще не хватает? Все равно, дорогой, для меня ты лучший художник в мире. Давай-ка выпьем еще джину, чтобы отпраздновать твой успех!

И прикладывалась к стаканчику, а он нет. Она не была алкоголичкой, но после общения с Элизой ей иногда казалось, что без спиртного ну никак не обойтись. На приемах и званых обедах Джо пила очень много, заставляя мужа краснеть.

Жили они в просторном уютном доме в Ноттинг-Хилле — не высший класс, конечно, хотя впоследствии оказалось, что он стоит миллионов. Зато дом был комфортабельный, и Джо любила его, наслаждалась своей жизнью и не жаждала принимать гостей. По правде сказать, друзей Уолдо она считала слишком уж претенциозными и в их обществе чувствовала себя неуютно, а поэтому напивалась.

Элиза была прилежна в учебе и честолюбива, хотя и не слишком популярна среди сверстников. Но вокруг всегда крутились другие дети, чувствуя, что, по-видимому, с ней лучше ладить и записаться в друзья, чем во враги. Золотой середины она не знала. Являлась капитаном хоккейной команды, и соперники вечно ходили с черно-синими лодыжками, а иногда синяки доставались и ее товарищам, если те не проявили достаточно прыти или проворонили несколько голов.

В одиннадцать лет она начала шарить по шкафчикам других девочек, и в школе забили тревогу. Ее нелады с матерью сочли корнем проблемы и порекомендовали показать девочку психотерапевту. На школьных спортивных праздниках давно было замечено, что от матери попахивает спиртным, к тому же всех смущали эти криво воткнутые цветы в волосах Джо. Семья, конечно, артистическая, и в школе это ценили, там ведь всегда приветствуется любое творческое начало, но все-таки родители должны являться э школу в приличном виде, как, собственно говоря, и поступала Элиза. Поэтому за Джо закрепилась не вполне заслуженная репутация неряшливой матери-алкоголички, которая совсем не заботится о своем ребенке.

Когда Элиза засыпала на уроках, а это случалось довольно часто, поскольку она просиживала чуть ли не до утра в интернет-кафе (о чем совершенно не догадывались родители), она объясняла учителю, что якобы мама где-то пропадала всю ночь и заявилась под утро с каким-то дядей, а она не могла сомкнуть глаз, волнуясь за нее. Или просто говорила, что мать проспала, не разбудила ее вовремя и не подала завтрака. На самом же деле обычно бывало иначе — Элиза отставляла в сторону тарелку с безукоризненно приготовленной яичницей и требовала вареных яиц, поскольку в яичнице слишком много жира. При этом она обвиняла мать в злых намерениях — дескать, та из ревности сует ей жирную пищу, чтобы испортить внешность. В присутствии отца она никогда не произносила ничего подобного, а когда Джо передавала ее слова Уолдо, тот не верил и они начинали спорить. В это время — Джо это видела — Элиза ехидно ухмылялась или показывала ей язык, а иногда даже устраивала настоящую истерику со слезами. Прямо скажем, ужасная участь — любить ребенка, зная, что он тебя ненавидит.

Психотерапевт быстро установил, что Элиза прекрасно успевает по всем предметам, кроме математики, и сообщил в школу, что, возможно, проблема заключается в матери. Дети, у которых нелады с числами, часто сталкиваются с проблемами в семье и могут испытывать патологическую ревность к братьям и сестрам. Элиза была единственным ребенком, поэтому проблема могла таиться в отношениях с кем-то из родителей, и долгих расспросов не понадобилось, чтобы выяснить — Элиза задалась целью выжить из дома мать и завладеть отцом полностью и навсегда. Кражи в школе являлись попыткой украсть отца. Психотерапевт, женщина, пригласила к себе на прием родителей и покопалась в их жизни, отследив проблему до самого младенчества, когда девочку раньше времени отняли от груди. Оказывается, Джо должна была проявить больше упорства и настоять на грудном кормлении.

— Но она кусала меня! — вскричала бедная Джо, однако врачиха оказалась рьяной сторонницей грудного вскармливания и посоветовала ей компенсировать прошлые ошибки так — поменьше придирок к ребенку и побольше одобрения, тогда, возможно, она прекратит воровать в школе.

Элиза, имевшая привычку рыться в родительской корреспонденции, обнаружила заключение врачихи и озлобилась на мать еще больше.

— Почему ты не кормила меня грудью? — возмущалась она. — Дети, вскормленные грудью, лучше учатся в школе и не подвержены ожирению.

— Но ты же прекрасно сдаешь экзамены и совсем даже не толстая, — мягко возражала ей мать.

— Тебе просто было наплевать, вот и все! Зачем ты вообще меня родила, если не собиралась любить? Ты считала, что, если кормить грудью, у тебя испортится фигура. Да, ты так считала, я тебя знаю!

Воровство в школе не прекратилось, но Элиза отточила мастерство переваливать вину на других, и в итоге ее просто больше ни разу не смогли поймать на содеянном. Она подставляла другую девочку, с которой не ладились отношения.

Когда Элизе было двенадцать, Дженис стукнуло двадцать три, и она все еще ждала своего идеального мужчину. А идеальный мужчина, Мистер Совершенство, пока незнакомый с ней сорокавосьмилетний женатик, жил вместе с Джо на той же улице и был хорошо знаком с отцом Дженис. Они вместе выступали в телепередачах о культуре — Пол, знавший толк в произведениях искусства, и Уолдо, разбиравшийся, что такое настоящее творчество. Джо пыталась забеременеть вторично, но этому не суждено было случиться и она, честно говоря, не очень-то расстроилась. Она уже давно понимала, что стала для Уолдо чем-то вроде колючки в одном месте — ведь он явно, предпочитал общество Элизы. Он дошел даже до того, что повел как-то. Элизу в кино, не пригласив Джо, — фильм был об искусстве, а Джо, как он знал, не являлась его любительницей. Тогда Джо решила помыть его кисти, но обнаружила, что это уже сделала Элиза. К тому же Элиза все хорошела и хорошела, а Джо, напротив, старела. Ее подруги имели со своими дочерьми дружеские отношения — вместе прохаживались по магазинам, вместе, развлекались. Элиза развлекаться не умела, по крайней мере со своей матерью. Но кто в этом виноват? Неужели она, как все считают? Неужели из-за этого грудного кормления? Конечно, нет. Просто некоторые, по-видимому, рождаются такими бездушными.