– Как иначе. Я правда думал, что в этом что-то есть. Думал, мы действительно это сделаем.

Кой потянулся к тарелкам и начал убирать их на полку за плечом. Его движения были плавными и экономными, одновременно с этим он говорил.

– Вы знаете, что будет на следующей неделе? – спросил он словно между прочим.

Мы оба моргнули.

– Нет? Как нехорошо. Как легко мы забываемся в собственных заботах, а? Как легко отделяемся от общего положения вещей, к которому привыкло большинство, – он наклонился вперед, чтобы забрать самые дальние тарелки, и я подал их ему. – Благодарю. На следующей неделе, в конце, день рождения Конрада Харлана. В Миллспорте праздник обязателен. Фейерверки и веселье без пощады. Хаос человеческих забав.

Бразилия понял раньше меня. Его лицо озарилось.

– То есть?..

Кой мягко улыбнулся.

– Друг мой, откуда мне знать, в этом действительно может быть что-то, как ты загадочно выразился. Но есть оно или нет, одно я могу сказать точно: мы это сделаем. Потому что на самом деле у нас нет выбора.

Именно это я и хотел услышать, но я все еще не мог поверить, что он это сказал. По дороге на юг я представлял, что склоню на свою сторону Бразилию, Видауру и, может, еще пару преданных неокуэллизму, несмотря на то, осуществятся их собственные мечты или нет. Но история Бразилии об инфошрапнели, то, как она сходилась с условиями Нового Хока, и понимание, что ее рассказал человек, который разбирается, который сам присутствовал при тех событиях, встреча с этим маленьким сдержанным стариком и его серьезный подход к садоводству и трапезе – все это толкало меня к краю головокружительной пропасти – уверенности, что я зря трачу время.

Понимание, что не зря, дурманило не хуже.

– Задумайтесь, – начал Кой, и в его голосе словно что-то изменилось. – Возможно, призрак Нади Макиты и есть призрак. Но разве пробудившегося и мстительного призрака недостаточно? Разве он уже не вгонял олигархов в панику и непокорность сковывающим заветам их кукловодов на Земле? Тогда как же мы можем этого не сделать? Как мы можем не вырвать из их хватки то, что вселяет в них ужас и ярость?

Я обменялся еще одним взглядом с Бразилией. Поднял бровь.

– На это мало кто клюнет, – сказал серфер мрачно. – Большинство бывших Жучков пойдут в бой, если будут думать, что это ради Куэлл, и только тогда уговорят остальных. Но не уверен, что они согласятся на это ради пробудившегося призрака, даже если охренеть какого мстительного.

Кой закончил убирать посуду, взял салфетку и изучил свои руки. Нашел ленточку сока цепной ягоды на запястье и стер со скрупулезным вниманием. Пока он говорил, я не сводил взгляда с руки.

– Если желаешь, я поговорю с ними. Но все же, если у них нет собственной воли, их не стала бы уговаривать и сама Куэлл, и я тоже не стану.

Бразилия кивнул:

– Ну отлично.

– Кой, – мне вдруг захотелось кое-что знать. – А как ты думаешь? Мы гоняемся за призраком?

Он издал какой-то тихий звук, что-то среднее между смешком и вздохом.

– Мы все гоняемся за призраками, Ковач-сан. Мы столько живем на свете – как может быть иначе.

Сара.

Я подавил мысль, не зная, заметил он боль на краю моих глаз или нет. Не зная с нахлынувшей паранойей, вдруг он уже все как-то понял. Мой голос раздался со скрипом:

– Но я спросил не об этом.

Он моргнул и вдруг снова улыбнулся.

– Верно, не об этом. Ты спросил, во что я верю, а я ушел от ответа. Прошу прощения. На Пляже Вчира дешевая метафизика и дешевая политика ходят бок о бок и пользуются большим спросом. На их изречении без всякого труда можно построить приличную жизнь, но после становится трудно избавиться от привычки, – он вздохнул. – Верю ли я, что мы имеем дело с вернувшейся Куэллкрист Фальконер? Я жажду этого всеми фибрами души, но, как любой куэллист, я вынужден мириться с фактами. И факты не поддерживают то, во что я хочу верить.

– Это не она.

– Это маловероятно. Но в одно из своих менее пылких мгновений сама Куэлл предложила оговорку для подобных ситуаций. Если факты против тебя, сказала она, но ты не можешь вынести отказа от веры, тогда хотя бы не торопись судить. Жди и наблюдай.

– Звучит как совет против скоропалительных действий.

Он кивнул.

– В основном так. Но в нашем случае то, в истинность чего мне хочется верить, не имеет отношения к тому, будем ли мы действовать или нет. Потому что я верю хотя бы вот во что: даже если у этого призрака нет другой ценности, кроме как ценности талисмана, его время – сейчас, а место – среди нас. Так или иначе грядут перемены. Харланцы видят их так же ясно, как мы, и уже сделали свой ход. Нам осталось лишь сделать свой. Если в итоге мне придется сражаться и погибнуть за призрака и память о Куэллкрист Фальконер, а не за нее саму, то это лучше, чем не сражаться вовсе.

Эти слова звучали в моей голове эхом еще долго после того, как мы оставили Сосеки Коя готовиться и покатили на жуке обратно вдоль Полосы. Эти слова – и простой вопрос. Простое убеждение, которое стояло за ним.

Разве пробудившегося и мстительного призрака недостаточно?

Но для меня вопрос звучал иначе. Потому что я обнимал этого призрака и смотрел на лунный свет на полу хижины в горах, пока она ускользала от меня в сон, не зная, проснется ли вновь.

Если ее можно пробудить, я не хотел оказаться тем, кто скажет ей, кто она. Не хотел видеть ее лица, когда она узнает правду.

После этого события замелькали быстро.

«Есть мысль и есть действие, – однажды сказала молодая Куэлл, свободно воруя, как я узнал позже, у древних самураев, предков планеты Харлан. – Не следует их путать. Когда приходит время действовать, мысль уже должна быть завершена. Когда начнется действие, для мысли уже не останется места».

Бразилия вернулся к остальным и выдал решение Коя за свое. Это вызвало у серферов, которые не простили меня за Санкцию IV, всплеск протестов, но они быстро угасли. Даже Мари Адо отбросила враждебность, как сломанную игрушку, когда стало понятно, что я имею к вопросу косвенное отношение. Один за другим в окрашенных закатом тени и свете общей гостиной мужчины и женщины Пляжа Вчиры давали свое согласие.

Похоже, пробудившегося призрака будет достаточно.

* * *

План налета сложился со скоростью и легкостью, которые самым впечатлительным могли бы показаться благосклонностью богов или провидением. Для Коя это просто был поток исторических сил, не более сомнительный, чем законы гравитации или термодинамики. Лишь подтверждение, что час пробил, политический котел вскипел. Разумеется, он перельется через край, разумеется, капли упадут все в том же направлении – на пол. Как иначе?