Глаза девушки застыли, губы сжались в полоску.

Данко! Далекий, почти позабытый образ. Будто не недели, а годы, десятилетия прошли. За болью истончилась, сошла на нет тоненькая ниточка романтичного чувства. Зато окрепла и закостенела ненависть. Уже не порыв, не сиюминутная страсть – дело оставшейся жизни.

За свою скомканную судьбу она еще возьмет плату!

Ну, или хотя бы попробует взять.

Афифе, накрытая расшитыми золотом тканями, потупила глаза, когда дахий принял из рук наложницы сверток с малышом. Новорожденного развернули головкой к Мекке, отец произнес над ним несколько строф из Корана, трижды вознес бисмиллу: «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного» и тихо шепнул в правое ушко второе имя младенца. Первым именем грудничка нарекли сразу после рождения.

Присутствующие вскинули ладони вверх, воспевая щедрость Аллаха и его доброту. Гордый отец приосанился. Заплывшие щеки порозовели, а в холодных жестких глазах, казалось, даже поселилась толика тепла.

Нелли проскользнула поближе и положила на пеленку малыша мелкую голубую жемчужину, назарлик, главное средство от дурного глаза. Два дня назад через евнухов она выменяла подаренный хозяином серебряный браслетик на эту диковинку. Глаза Афифе сверкнули яростью. Будь ее воля, подношение полетело бы наземь, как и сама черноглазая выскочка. Но встрять роженица не посмела.

Пока глаза всех присутствующих в комнате силились рассмотреть блестящую мелочь, подаренную младенцу, левая рука Нелли скользнула по поясу хозяина.

Салы-ага милостиво кивнул и передал ребенка обратно матери. Жемчужина тут же исчезла между складок пеленок. Нелли отошла обратно, пока Афифе убаюкивала малыша его новым именем.

Ага потянулся и бросил взгляд на нахохлившихся в углу свеженьких невольниц. Если б не собравшиеся в саду гости, он бы провел ночь с ними. Но… Снаружи уже расставили столы для празднования. Подчиненные, младшие командиры, местные землевладельцы, командиры зазимовавших в порту кораблей желали лично засвидетельствовать свое почтение хозяину окрестностей. Салы-ага просто необходимо появиться среди гостей.

Турок огладил бороду и вздохнул непритворно.

Через десяток минут янычар ушел. Евнухи тщательно обследовали двери, оставив у входа кувшин с водой и ночной таз, и заперли женскую половину. До утра двери не отворятся. Девушки зашевелились, собираясь ко сну.

Нелли еще ниже опустила глаза, чтобы ни одна из соседок даже не догадалась, что происходит в ее душе.

Левую ладонь приятно холодила связка хозяйских ключей.

Через два часа после полуночи девушка двинулась к выходу. Все невольницы спали, даже новенькие забылись в дреме, что-то испуганно бормоча и дергаясь. Настала ее пора.

Нелли проскользнула в примыкающую к общей зале комнату для свиданий. Сюда евнухи приводили избранниц хозяина. Дверь в мужские покои дома, как обычно, была заперта. Девушка осторожно достала украденную с пояса Салы-ага связку.

Выход из общей залы, где ночевали все наложницы османа, тщательно охранялся снаружи. Там спали евнухи, отвечающие за покой и безопасность, а также за сохранность вверенных им рабынь. Там было не пробраться.

Но не здесь! Эта дверь вела в покои самого ага. За нею не могло быть сторожей, кроме спящего хозяина дома.

Нелли тихо провернула ключ и скользнула в приоткрывшуюся дверную щель.

Храп заполнял комнату, заставляя хрупкую фигурку беглянки сжиматься.

Она на цыпочках подошла к раскинувшемуся на кровати телу. Осман явно не придерживался канонов ислама – в комнате разило перегаром.

Нелли колебалась. Ударить ли оставленным на столике парадным кинжалом этого борова, чья похоть, в той или иной мере, отправила на смерть единственного близкого ей здесь человека, и покончить с мучениями? Или бежать, позабыв собственные страдания и отложить все счета подальше? Месть была желанна и сладка, но жизнь… Жизнь была еще слаще.

Пальцы сомкнулись вокруг рифленой ручки оружия. Надо ударить точно и сильно, тогда Салы не успеет поднять шум. Внизу полно охранников – на любой крик сбегутся.

Шорох за спиной!

Девушка резко развернулась, выбрасывая навстречу опасности зажатый в ладони кинжал, и замерла, трепеща от напряжения.

Тень напротив слегка отпрянула, но не издала даже звука, способного призвать на беглянку ночующих внизу янычар.

Нелли всмотрелась в силуэт. У распахнутой двери в комнату свиданий стояла Вицушка, венгерка, взятая в гарем совсем недавно. Ее семью, осевшую в бывшей венецианской провинции, по слухам, янычары вырезали в отместку за какое-то мнимое оскорбление султана. Скорее всего, османы просто решили присвоить немалые богатства, накопленные отцом и дедом Вицушки. Под нож пустили всех, кроме нее. Салы-ага пожелал видеть четырнадцатилетнюю черноволосую малышку у себя на ложе.

Вицушка сторонилась остальных наложниц, стоически сносила побои и насилие. Старожилки утверждали, что ей недолго осталось – хозяин быстро хладел к безответной невольнице.

Теперь венгерка стояла, слегка покачиваясь, в проеме двери.

Нелли приложила палец к губам. Вицушка кивнула, показывая, что не будет шуметь.

– Ты его убьешь? – венгерка прошептала вопрос одними губами.

Нелли кивнула.

Вицушка вывела руку из-за спины. В ее ладони блестела сталь, глаза заполыхали.

– Нет, чернявая! Ты это не сделаешь! Он – мой!

Венгерка приблизилась, Нелли отступила подальше от невольницы, размахивавшей кухонным ножом. А та шипела:

– Я только этим жить осталась. Только мыслию, что доберусь до его горла. Я каждую ночь под ним лежала и думала, как когда-нибудь взрежу эту желтую кожу и выпущу грязную кровь! Его кровь! Так же, как он это с моими сделал! Уйди, чернявая, не занимай дорогу!

Нелли отшатнулась дальше от обезумевшей рабыни.

Венгерка замерла над разметавшимся во сне хозяином. Нелли узнала нож в ее руке. Им Афифе сегодня резала арбуз на празднике.

Вицушка раскачивалась, примеряясь куда ударить – в горло или сердце.

Ее глаза обретали нормальный вид, движения успокаивались. Из сгустка клокочущей, вырвавшейся на волю ярости, она понемногу превращалась снова в человека. Наконец, храп аги прервал тихий шепот венгерки:

– Ты думала удрать или зарезать его?

Нелли пожала плечами:

– Удрать… И его порешить. Он виновен в смерти моего жениха. Не сам, но…

Вицушка повернула голову, склонив ее набок. Она рассматривала собеседницу, как недавно та сама изучала ее:

– Если сбежать думала, то иди – сейчас самое время. Я дам тебе небольшой запас. Будешь поторапливаться – успеешь…Только кинжал оставь – мой совсем негодный.