Это было жестоко. Но не более жестоко, чем то, что они с ним сделали.

— Но я и не женщина. — бесцветным голосом выговорил кастрат. — Магия Великой Матери для меня закрыта.

— Отчего же? — Гекуба наслаждалась его нерешительностью. — Ты сделал первый шаг. Сам оскопил себя в честь Деметры на празднике урожая. Богиня такого не забывает. Не даром ты выжил, а не истек кровью, подобно другим. Это знак.

— Какой знак, госпожа моя? — теперь голос кастрата дрожал. Жрица с удовольствием наблюдала за его игрой.

— Знак того, что ты можешь попытаться. — заключила Гекуба. — И раз Триединая сама намекает на это, я исполню ее волю и дам тебе шанс.

Ликомед не ожидал такого от жрицы. Тем более после того, как принял участие в позорном изгнании Гекубы из дворца. Но и до этого прорицательница всегда относилась к нему с подозрением. Ревновала, что кастрат из ее же храма сделал блестящую карьеру при дворе.

— Сегодня и начнем. — кивнула Гекуба. — Видишь этот мешок?

Раб потянул носом и поморщился. Внутри лежало что-то горелое.

— Это жертвенное мясо. — пояснила жрица. — Ты должен отнести его в покои Делайса. Забрось в окно спальни или подсунь под дверь. Демон пойдет за ним.

Прорицательница с удовольствием наблюдала, как испуг растекается по лицу кастрата, точно масло по сковороде.

— Не вздумай прикоснуться к мясу. Навлечешь на себя неисчислимые бедствия. — сказала она. — Так и неси в мешке.

Ликомед потрясенно молчал.

— Справишься с первым заданием, стану тебя учить. — старуха высокомерно кивнула. — И запомни: магия требует железной воли. Дорога с демоном покажет, на что ты способен.

— Он набросится на меня. — попытался возразить кастрат.

— Я дам тебе амулеты. — жрица махнула рукой, показывая, что больше говорить не о чем.

Всю дорогу по узким улицам акрополя невольник в панике оглядывался назад. Чудовище, как преданный пес, бежало по пятам, высунув язык и не отрываясь глядя на мешок.

Ликомед без труда прошел во дворец, миновал сад и приблизился к андрону. Было еще не настолько холодно, чтоб закрывать окна на ночь. Покои царя не охранялись. Стражницы стояли только по внешнему периметру стены. Из разворочанной клумбы торчали три кола с насаженными на них головами. В лунном свете их уродливые тени на дорожке напугали кастрата. Но он тут же рассмеялся: тащить за собой демона из преисподней и пугаться мертвецов!

Размахнувшись, невольник зашвырнул мешок в окно. И с удовлетворением услышал удар об пол. Его не беспокоило, что Делайс может проснуться. Пусть просыпается! Увидит он все равно не Ликомеда, а то ужасное, что уже лезет к нему в спальню.

Чудовище последовало за мясом. А кастрат остался в тени трех отрубленных голов.

Между тем именно в эту ночь Нестор решил просветить своего приемыша на счет древней мифологии и водил его по длинным галереям андрона, растолковывая аляповатые росписи на штукатурке. Конфуций необыкновенно быстро рос на жирном кобыльем молоке, но оставался все таким же бестолковым, как и в первый день встречи. Тянул в рот что попало, мочился под себя и с особенной охотой во все горло распевал ругательства, которые слышал от «амазонок».

Поэтому-то царский хронист и не решался показываться с учеником на люди в дневное время. Он предпочитал, вооружившись факелом, наставлять конопатого лентяя по ночам.

— Мы живем в греческом городе, — вещал Нестор, тыкая крылом во фрески с изображением воинов-ионийцев, — Его построили эллины, поэтому на стенах так много изображений мужчин с оружием. Греки — мрачный народ и обожают воевать. У них в чести грозные боги. Вот это Танатос, он тащит души прямо в Аид…

— Танатос! Танатос! — вдруг заверещал ученик, хлопая от восторга крыльями и тараща круглые глаза в глубину галереи.

«Что за недоумок!» — возмутился Нестор.

— Тише! Царя разбудишь. Здесь же его спальня!

Хронист осекся. Прямо из открытой двери в покои Делайса раздался громкий крик. В нем было больше удивления, чем страха. А потом в галерею, как от сильного пинка, вылетел черный сгусток мрака.

— Проклятье воронов! Это еще что? — в проеме двери стоял всклокоченный со сна царь. Его длинная туника была в пятнах крови, а лицо белее стены. — Прах и преисподняя! Откуда оно взялось?

Делайс выставил вперед руки, потому что мрак вновь соткался в большую собаку с крыльями и подался к жертве. Если б у царя был меч или кинжал, он оказал бы хоть какое-нибудь сопротивление. Но сейчас он стоял, глядя в глаза смерти, и не мог пошевелить ни ногой ни рукой.

И тут рыжий переросток Конфуций, брякая по полу своими львиными когтями, которые даже не научился по-кошачьи подбирать в подушечки, рванулся к «Танатосу», видимо, приняв его на большую забавную игрушку, и вцепился чудовищу клювом в хвост.

Мглистая тварь от неожиданности застыла, потом перевела свой красный немигающий взгляд на грифона. Любой другой на его месте тут же обделался бы от страха или грохнулся в обморок. Но недоумок-альбинос только радостно щелкнул клювом, в котором остался обрывок темноты, и, взмахнув золотистыми крыльями, поднялся в воздух, намереваясь вскочить новой игрушке на хребет.

— Стой! Куда? Оно убьет тебя! — Нестор со страху закрылся крыльями.

Но «Танатос» при виде золотого шарика с крыльями почему-то испустил гортанный вой и, как ошпаренный, кинулся на улицу. Грифоны — звери Аполлона, в каждом из них сидит сгусток солнечных лучей, а в детях с рыжей шерстью — особенно. Напади на исчадье ада Нестор, и зверь Гекубы разорвал бы его в клочья. Но чудовище испугалось через чур яркого света, исходившего от крошки-грифона с золотым оперением.

Оно рванулось сквозь кипарисовые столбы галереи, оставляя на них клочья мрака, а, выскочив из андрона, наткнулось на Ликомеда, нервно расхаживавшего между клумб. Ночной зверь был страшно зол из-за потери добычи, его глаза болели от ожога. Он накинулся на первого же встречного. От рук кастрата все еще пахло мясом ягненка, это решило его участь.

Царь, хронист и испуганный Конфуций, до которого, наконец, дошло, что все происходящее — не игра, с ужасом взирали из галереи на кровавую тризну внизу. Закончив ее, зверь Гекубы щелкну клювом и взмыл в ночную темноту.

— Ваше Величество, — неуверенно начал Нестор, — такие существа нередко похищают разум у того, до кого дотрагиваются. Оно касалось вас?

— Нет. — Делайс мотнул растрепанной головой. — Немного. Я вовремя сбросил его.

Хронист с недоверием смотрел на раны, которые когти зверя оставили на груди царя, порвав тунику. Но больше Делайс ничего не сказал.

Жаркая ночь дышала ореховым ароматом. В маленьком садике Бреселиды, отделенном от большого дворца лишь глинобитной стеной, тихо журчал фонтан. Вода била из плоской гермы в чашу, бежала по камням и утекала под розовые кусты.