Ворота открываются не сразу. Караульные меотянки потрясенно таращатся на мужа Тиргитао, поющего гимн Дионису-Страдальцу, своей кровью вспоившему землю для виноградной лозы.

Андрон справа. Нужно идти туда, но левая нога все время забирает в сторону и уводит царя по дорожке. Кусты. Кусты. Кусты. Он никогда не думал, что андрон такой большой. Оказывается есть уголки сада, где Делайс никогда не бывал! Век живи — век учись.

Под стеной отцветших пионов он ложится на землю. Небо голубое-голубое. С перьями облаков. Рядом журчит вода. Резь в желудке. Не хорошо мочиться под себя. Надо отойти в сторону.

Шаг. Еще шаг. Руки хватаются за ветки скумии. Жаль дерево хлипковато. Ну одного-то человека удержит!

«У-ух ты!» Нельзя, чтоб ноги были выше головы. Зацепились за сучки на стволе. «Подтягивай их, подтягивай. Во-от так. Чудесно! Где это я? А не все ли равно? Кругом ветки, меня не видно. Мне тоже никого не видно. Очень хорошо. Земля теплая. Вот только не надо залезать мне в ухо. Гнусь, а гнусь! Я к тебе обращаюсь. И что из того, что ты божья коровка? Не надо жужжать, царь спит».

Монотонный гул голосов за стеной лавра вплетался в его сон, выдергивая Делайса на поверхность.

Голоса женские. Неприятно знакомые. «Что эти бабы делают в андроне? Совсем стыд потеряли!»

Низкий, грудной, очень хриплый. Нет, его всегда поражала разница между утонченной красотой Тиргитао и ее грубым голосом.

И второй. «Больно, ой как больно!» Высокий, чистый. «Только не она!»

Сестры спорили. Кажется, сердились друг на друга. Они всегда спорят. И всегда из-за него. Даже когда его еще не было в Горгиппии. Все равно спорили. И все равно о нем…

— Ты не можешь их убить. — горячилась Бреселида. — Они твои подданные.

— Как раз поэтому. — раздраженно возражала царица. — Жрицы Триединой говорят, богиня зла на нас. Нельзя питать ее кровью чужаков.

— В городе неспокойно. Люди боятся. — настаивала сотница. — Ты хочешь, чтоб колонисты снова попытались отложиться от нас? Как при Гекатее?

— Не смей! — почему-то очень тоненько взвизгнула Тиргитао. — Я запретила упоминать его имя. Он во всем виноват!

— Архонт был слаб. — отчеканила Бреселида. — И шел на поводу у купцов, которые давали ему деньги. А вот наша бабка поступила мудро, запретив жертвы в кругу своего рода. Ее закон сплачивал. Ты же несешь разделение.

Делайс пришел в то состояние, когда его голова была ясна, как весеннее небо, а тело, одеревенев, не слушалось воли хозяина. Он лежал за кустом скумии и слушал долетавшие обрывки разговора. Нет, Бреселида не выдала его. Она сама бросилась уговаривать сестру отказаться от кровавого праздника. А он чуть не убил ее в кузнице Тира!

Подступивший к голове хмель, вновь завладел сознанием царя, и Делайс погрузился в непроницаемую темноту.

* * *

Он проснулся только следующим утром. От холода. И обнаружил, что вся его туника, плащ и сандалии покрыты росой. Проведя пальцем по ремешку, царь убедился, что ноготь тонет в капле воды. Ночью прошел теплый дождь, но к рассвету влага остыла, и Делайса пробрал озноб. Назвать его бодрящим язык не поворачивался.

Кряхтя и разминая затекшие кости, несчастный скиталец по садам побрел к дому. Оказывается он все-таки пересек границы андрона. Слава богам, дорогой царю никто не встретился. А то его помятый вид сказал бы подданным о многом.

В покоях ключница Ээта, укоризненно качая головой, приготовила теплую ванну.

— Полезайте-ка в воду. — сказала она. — Пусть с вас смоет хмель.

Делайсу было все равно, что о нем думают слуги. Ворчание старухи только успокаивало его.

— Позвать массажистов?

— Не надо. — он лениво расслабился и вытянул ноги.

— У вас вся голова в земле. — Ээта тонкой струйкой влила в ванну кипарисовое мало.

— Что слышно? — Делайс чувствовал, как снова засыпает, погружаясь в мягкое обволакивающее тепло.

— Ничего нового. — старуха поставила ликиф с благовониями на пол. — Царица дала разрешение сотнице Бреселиде отправиться к синдам. У Бычьих ворот две телеги с дарами. Говорят, Радку выкупать.

— Когда она едет? — голос Делайса дрогнул, но ключница не уловила никаких новых ноток.

— Да, пожалуй, уже отъехала. — Ээта посмотрела на солнце. — Или нет? Слепа я стала. Полдень? Больше?

Разом выплеснувшаяся за край ванны вода окатила старуху с ног до головы. Царь, минуту назад, дремавший, как сом на мелководье, выскочил на пол.

— Убить тебя мало! — он уже скакал на одной ноге в другую комнату. — Одежду мне! Чистую! Что за дом?

Делайс сам не ожидал от себя такой прыти. Со скоростью закипающего молока он пронесся по комнатам, одеваясь на ходу, и вылетел во двор. Сонный раб было хотел начать покрывать накидкой коня, но царь, не седлая, вскочил жеребцу на спину и погнал его к воротам. Только во время скачки он почувствовал, как саднит распаренная кожа ног, трущаяся о потную лошадиную спину.

Бреселида действительно давно покинула свой дом. Миновала верхние ворота и замешкалась у нижних, пытаясь разминуться с крестьянскими телегами, ехавшими в город на рынок. Упрямые волы перегородили дорогу, не желая сдвигаться ни туда, ни сюда.

Охрана сотницы кричала, требуя свободного пути. Лошади ржали, стражницы кололи волов пиками. Две крестьянки, обнявшись, плакали над своей капустой, которую «амазонки» грозили опрокинуть на землю, если им не дадут проехать.

Картина была обычной для утренней Горгиппии. Поэтому Бреселида сохраняла олимпийское спокойствие. Царь издалека заметил ее, но не сразу пробился. А когда оказался рядом, с минуту колебался, прежде чем окликнуть.

У нее было усталое озабоченное лицо. Такой печальной и несчастной Делайс не видел ее с самой смерти Пелея.

«Зачем я приехал? — мелькнуло у него в голове. — Что я ей скажу?» Появилась трусливая мысль вновь затеряться в толпе. «Все-таки я ее повидал на прощание».

— Чего расселся? — сзади визгливая торговка с целой корзиной зелени протискивалась сквозь ряды зевак. Она не узнала царя и обругала его без всякого смущения. — Петрушка! Укроп, Салат! Мята! В дорогу! Берем в дорогу!

Бреселида обернулась на крик и лицом к лицу столкнулась с Делайсом. Оба не слышали, как голос навязчивой зеленщицы перешел в блеянье, и между их лошадьми боком к своей кобылке скользнул Элак.

Царь и «амазонка» молча смотрели друг на друга. Делайс было открыл рот, но снова его закрыл, не зная, что сказать.

Бреселида насупилась.

— Вашему величеству не стоило так торопиться. — ее взгляд упал на непокрытую спину лошади и его босые ноги. В глазах мелькнуло сожаление. — Зачем?

— Бреселида. — голос Делайса был совсем хриплым. — Я не хотел тебя убить. Ты не можешь так думать обо мне. — на его лице застыло растерянное выражение. — Я бы никогда…