Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судя же по рассказу самого Троцкого, дело обстояло несколько иначе. Происходила обычная история, когда о каком-то документе знали только понаслышке, но тем не менее осуждали его. Троцкий поэтому потребовал оглашения своей статьи на собрании российской делегации. Верный оруженосец Ленина Зиновьев[599] возражал, утверждая, что для того, чтобы осудить статью, не обязательно её читать. С ним, однако, не согласились. Статью читал и переводил симпатизировавший Троцкому Рязанов, который придал ей такие интонации, тем более в его русском переводе, что она многим «показалась невинной». Большинством голосов делегация отклонила прямое осуждение, что, однако, не привело к улучшению взаимоотношений Троцкого с социал-демократическими группками. «Это не мешает мне сейчас самому осудить эту статью, как неправильную в оценке фракции большевиков», — писал Л.Д. Троцкий через двадцать лет[600] вряд ли в полной мере откровенно (меньшевики уже были достоянием истории, а большевики владели существенной частью суши земного шара).
Конгресс приветствовал национально-освободительную борьбу народов Азии. Были по существу подтверждены марксистские решения прежних конгрессов о решительной борьбе против милитаризма, о необходимости единства профессионального движения. Правда, по этому последнему вопросу произошло острое столкновение левых, включая Ленина, с основной массой делегатов, так как Ленин требовал осудить «нейтральность» профсоюзов, а также кооперативных организаций. Троцкий в эти споры не вмешивался. Требование Ленина было отвергнуто подавляющим большинством делегатов. По вопросу о единстве социалистических партий подавляющее большинство участников конгресса приняли центристскую резолюцию, требовавшую объединения всех течений социалистов в национальном масштабе, что, однако, не привело к каким-либо сдвигам в этом больном вопросе.
В сентябре 1911 г. Троцкий участвовал в съезде германских социал-демократов в Йене. Карл Либкнехт предложил ему выступить по поводу «насилий царского правительства над Финляндией», где власти империи начинали энергично проводить русификаторскую политику. В это время, однако, поступило известие об убийстве в Киеве премьер-министра России Столыпина, и лидер партии Август Бебель осторожно попросил Троцкого воздержаться от выступления, чтобы не создавать затруднений для его партии. Пожелание было выполнено, однако то обаяние, которым была окутана в глазах Троцкого СДПГ, рассеялось[601].
Первые годы второй эмиграции Троцкого в известном смысле знаменовали своего рода остановку в его политическом развитии. Бурный взлёт в предыдущее пятилетие существенно затормозился. Троцкий стал известным в международных кругах деятелем российской социал-демократии. Он стоял на центристских позициях, тяготея к левому крылу международного объединения, но не пользовался полным доверием ни в Интернационале, ни в своей собственной партии. И большевики и меньшевики относились к нему с нескрываемой опаской. Особенным недоверием пользовался он в кругу Ленина и его близких соратников, к которым принадлежали прежде всего Зиновьев и Каменев. Последний, правда, к этому времени вступил в родственные отношения с Троцким, став супругом его младшей сестры Ольги, однако политически между ним и Троцким продолжались сугубо официальные и взаимоподозрительные отношения. Ольга же, дама весьма привлекательная и самоуверенная, погрузившаяся во внутрипартийные интриги, хотя и не забывавшая о жизненных женских радостях, большая любительница дорогих украшений, политически была ближе к своему супругу и, следовательно, к Ленину, нежели к собственному брату. Она была уже матерью одного сына, Александра, которого родила в 1908 г., в 1914 г. появился второй сын — Юрий.
Потенции Троцкого как политика, организатора, публичного оратора, столь ярко проявившиеся в последней четверти 1905 г., теперь не находили возможностей для столь же блестящего выражения. Ему пришлось примириться на несколько лет с ролью плодотворного журналиста и активного организатора прессы, то есть возвратиться к той деятельности, которой он занимался в самом начале своей бурной карьеры. Эта деятельность, однако, развивалась теперь на новом, значительно более высоком содержательном уровне, чем первые публицистические выступления в восточносибирской газете, а затем в «Искре».
Постепенно Троцкий склонялся к мысли, что случайные публикации статей в большевистской и меньшевистской прессе, органы которой крайне осторожно относились к нему в качестве автора, статьи в германских, австрийских и польских изданиях не могут удовлетворить его притязаний на широкую социал-демократическую аудиторию и более обширный круг читателей. Он предпринял издание собственной газеты, в которой мог формулировать свои стратегические планы, общественно-политические установки, собственную оценку текущих событий и общих явлений в мировой экономике, международной политике, внутренней политике отдельных стран, не оглядываясь на мнение других издателей, не приспосабливаясь к вкусам читательской публики.
В октябре 1908 г. на занятые средства Троцкий приступил к изданию в Вене своей газеты «Правда», которая была предназначена, как он пишет, «для широких рабочих кругов»[602], но всё же скорее для социал-демократической и другой оппозиционной интеллигенции, а также наиболее продвинутой части промышленных и ремесленных рабочих. Первый номер газеты появился на свет 3 (16 октября).
Через нелегально действовавший союз черноморских моряков и другие конспиративные и полулегальные организации, а также нелегальные связи социал-демократов часть тиража отправлялась в Россию контрабандным путём по Чёрному морю и через границу между Россией и Австро-Венгрией в Галиции. Троцкому удалось установить настолько эффективные контрабандные связи, что он смог оказывать помощь в нелегальных перебросках через границу партийных работников, отправлявшихся, например, в организованную социал-демократическими деятелями школу в Болонье (Италия).