— Ну и? — произнес я с замиранием.

— Дала она мне адрес. Но только выбыла женщина эта…

— Как выбыла?

— Да так, уехала на заработки куда-то на Север и там умерла. Производственная травма. Ребенок остался у родителей.

— Ну и что? Что все это значит? — тупо спросил я. — Мне ничего не понятно. То ли он, то ли не он. То ли похож, то ли не очень…

Мой собеседник кивнул:

— Вот-вот, я сам хотел вас спросить об этом… В общем, если хотите, я бы мог еще покопаться в этом деле. Труда большого не составит. Театров в Москве, конечно, много, и артистов в них служит порядочно, но, глядишь, и найдем вашего брата…

— Вряд ли только моего, — мрачно подытожил я.

А чего его искать, если Кеша в данный момент сидит под розовым абажуром в своей комнатушке и корпит над учебником экономики, штудируя вечную как мир формулу «товар — деньги — товар»?

Я уже было хотел отказаться от дальнейшего расследования, но что-то меня остановило. Что именно? Интуиция? Природная подозрительность? Недоверие?

— Впрочем, ладно, — обреченно махнул я рукой. — Ищите дальше. Может, чего-нибудь отыщете…

— Отыщем непременно! — повеселев, пообещал сыщик. И, растворяясь в весеннем гаснущем сумраке, прошелестел, затихая голосом, как дальнее эхо в лесу: — О ходе расследования будем вас информировать…

Я продолжал сидеть за столом, тупо уставясь на собственные сцепленные в замок руки. И зачем я ввязался в это? Вот теперь сиди и гадай, Кеша ли заделал ребенка безвестной администраторше или нет?

Что-то тревожило меня, не давало покоя… И тот спектакль в достопамятный вечер после новоселья, и упорное нежелание моего приемыша говорить о своем прошлом, и многозначительные намеки Клавдии Митрофановны о «видимом» и «невидимом», о возможности остаться одетым, но в то же время без платья, — все это встревожило меня неожиданно сильно. Сильнее, чем я мог себе позволить. Сильнее, чем об этом стоило тревожиться.

— Ну, Золушка, — ухмыльнулся я, стягивая пальто на пороге комнаты. — Сегодня твой выход.

Я ожидал чего угодно — волнения, отнекиваний, торговли, наконец, тщательного обсуждения гардероба, но только не того, что произошло.

Кеша опустил газету «Коммерсантъ», которой зачитывался в последнее время, и сухо осведомился:

— Я готов. Куда идем?

— Для начала ко мне домой. Жена приревновала меня к телеграфному столбу, то есть к тебе, поэтому придется предъявить твое тело для опознания.

— Как я должен себя вести?

— Разумный вопрос… Ты должен вести себя свободно.

Кеша достал из шифоньера парадно-выходной костюм от Хьюго Босса (точная копия моего), хозяйски оглядел его, смахнул невидимую пушинку. Мимоходом любовно погладил ладонью шикарное пальто с котиковым воротником на вешалке (один к одному с моим)…

— Кстати, рекомендую особенно налегать на лобио, — инструктировал я, — жена приготовит лобио, так что даже если ты его терпеть не можешь, то…

— Обожаю лобио, — произнес Кеша, сосредоточенно подбирая галстук. — Это мое любимое блюдо.

Я удивился, но не слишком. Каких только удивительных совпадений не случается в жизни! Я хочу сказать, вот у вас есть, к примеру, жена, которая превосходно готовит лобио, а потом появляется друг, который, оказывается, это лобио обожает. И все довольны, все смеются. Жена — оттого, что ее стряпня будет пользоваться повышенным спросом на рынке, друг — оттого, что наконец до отвала наестся любимого кушанья. И я останусь в выигрыше, потому что в этом случае все они будут спокойны и счастливы. Жена перестанет ныть, будто я пренебрегаю семьей. Кеша перестанет ныть, что он засиделся в четырех стенах и ему хочется простора, общения и — жениться!

Мы вышли в общий коридор. Из кухни выглянула лохматая голова Валентины в жидких кудерьках. «Красавчик!» — томно выдохнула бурно вздымаемая грудь. Комплимент относился к моему подопечному, но мне было приятно. Пигмалион гордился творением своих гениальных рук. Фея радовалась при виде своей любимицы Золушки в бальном платье. Меня радовал Кеша, самый элегантный из всех московских попрошаек, моя усатая копия.

Старушка Митрофановна встрепенулась на стуле и, вынув пряник изо рта, изрекла, как всегда кстати:

— Отпущаеши на подвиг духовный, аки на ратную брань. И сказал ангел: что ты дивишься, я поведаю тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов.

А я задумался: что за тайна у какой-то жены? Уж не настырную ли Валюшку имела в виду старая пророчица? И что за зверь ей привиделся в образе Кеши?

Услышав про зверя с семью головами, Кеша опасливо поежился, но промолчал. Разгадывать ребусы не было времени. Мы погрузились в машину.

Удобно расположившись на сиденье и не выпуская из рук газету «Коммерсантъ», которая недавно стала его любимейшим изданием, мой питомец погрузился в чтение. Когда недавно я поинтересовался, что он там находит интересного, неужели в «Коммерсанте» печатают неприличные анекдоты, Кеша с достоинством — парировал: «Нет, меня интересуют аналитические статьи» — и обидчиво замолчал на целых три дня, отделываясь лишь односложными «да» и «нет». Такой ответ свидетельствовал о серьезной перемене, происшедшей с ним в последнее время. Кеша посерьезнел, возвысился духом — короче, из гадкого утенка превратился в степенную птицу.

Я, правда, считал, что он несколько перегибает палку, строя из себя делового человека, но сказать об этом не решался, предвидя неминуемую обиду и новый бойкот.

— Что пишут? — осведомился я. — Что новенького в мире?

— Меня беспокоит кризис на Ближнем Востоке, — озабоченно нахмурился Кеша. — На фоне спада производства и застоя мировой экономики это может грозить падением цен на нефть.

— Ну и что?

— Как что! Годовой бюджет нашей страны целиком формируется за счет нефтедолларов. Падение доходности бюджета неминуемо сократит и его расходную часть, уменьшатся социальные выплаты и зарплаты бюджетникам. С другой стороны, люди станут покупать меньше товаров — начнется стагнация отечественной экономики. Приходится признать, мы заложники недостатков западной экономической системы, однако, к сожалению, ее достоинства обошли нас стороной.

— Ценное замечание, — ошеломленно проронил я.

— И потом… Не хотелось тебя расстраивать сегодня… Но… В бассейне Амазонки ведется варварская вырубка леса!

— В самом деле? Ты знаешь, я не слишком расстроен.

Кеша бурно возмутился:

— Ну конечно, планета гибнет, надвигается всеобщее потепление климата, а нам на это наплевать! Мы зарываем головы в песок, как страусы, а между тем… — Он не на шутку раскипятился. Глаза его гневно сверкали, а кончики усов подрагивали. — Конечно, нас это не волнует, лишь бы нам зарплату платили.

— Нет, что ты! — заверил я его успокаивающим тоном. — Очень волнует, очень. Это не может не волновать.