В глазах девушки презрение сменилось удивлением, даже уважением.

– О! Мой господин знает, чем опасен этот кустик? Может, даже сумеет его назвать?

– Конечно. Не знаю, как он попал в наш мир, но это крапивняк, настоящий крапивняк!

– Верно... Неужели мне выпала удача говорить с Подгорным Охотником?

– Нет, но за Гранью раза три побывал. Бросил, пока не затянуло.

Уважение в светло-карих лучистых глазах стало отчетливее. Айрунги отметил про себя, что у невезучего рыбака губа не дура. Девица хороша собой. Причем внешность необычна для Эрниди с его сероглазыми, светловолосыми островитянками. Как и у рыбачек, красота «дуры-ведьмы» не изящно-томная, а здоровая, очень земная, но на этом сходство кончается.

Прямые, гладкие волосы бронзового отлива лежат на плечах тяжелой массой. Широкий лоб, высокие, твердо очерченные скулы, прямой нос. Необычнее всего – взгляд. Спокойное сознание своей власти и что-то вроде обещания... смотрит так, словно они с Айрунги уже спали вместе!

Интересно отметить, что речь гладкая, правильная. Похоже, «дура-ведьма» грамотна. Может быть, даже начитанна.

– Я купила саженец у Подгорного Охотника. И прижился в моем садике... Раз господин такой знаток растений, может, он и остальные назовет?

– Попробую, – усмехнулся Айрунги. – Болиголов, змеиный корень, белена, «лунная погибель», волчье лыко...

С каждым словом, которое он произносил, росло удивление. В садике царила смерть. Она покачивала ветвями, шумела листвой, грозила колючими шипами, дразнила яркими цветами, пыталась заманить не созревшими еще плодами. А посреди маленького царства ядовитых растений – девушка, словно выросшая на этой полянке, от одного корня со своими кустиками. Интересно, в ее душе много яда?

А почему бы не проверить?

Айрунги раздвинул губы в самой обаятельной из своих улыбок. Бархатный голос стал глубже, заиграл многозначительными, обещающими нотками:

– А мне понравился садик! Ну их, эти розы-туберозы и прочие настурции! Мне больше по сердцу дикие растения, даже колючие. – Взгляд, которым он окинул девушку, был почти ощутим, как ласковое поглаживание. – А попробуй угадать, красавица, что бы я сделал, если был бы здесь хозяином... если бы мне принадлежало все в этом садике?

Слово «все» он выделил голосом так выразительно, что девушка в веселом изумлении распахнула глаза. Какая у нее улыбка! Словно на драгоценный камень упал солнечный луч и преобразился в радугу! Незнакомка шагнула в сторону, положила руку себе на бедро, и фигура, только что казавшаяся крепкой, прочно сбитой, вдруг стала текучей, переливающейся. Несколько скупых движений – и такое превращение!

«Ведьма!» – вспомнился Айрунги крик рыбака. Ой, ведьма...

А она заговорила, и в мурлыкающем голосе зазвучали те же коварно-зазывные нотки, что и у Айрунги:

– Да что угадывать, не маленькая. Знаю, что такой садовод делать примется, если решит, что он в садике хозяин. Так за чем же дело стало? Мой господин хочет поиграть во владельца садика? Мне такие игры тоже нравятся.

Не ожидавший такого напора Айрунги опешил. Но лишь на мгновение. С бьющимся сердцем он двинулся к красавице.

А та подпустила его шага на три, гибко склонилась, вытащила из густой травы помятое железное ведро и со стуком поставила на валун.

– Вот! Внизу родник. Под крапивняк – два ведра, под остальные – по ведру. Лучший способ почувствовать себя хозяином сада!

И дерзко улыбнулась.

Неизвестно, какой реакции ожидала девушка от зашедшего в ее заветный уголок чужака, но ошарашить гостя ей не удалось. Айрунги ценил в людях чувство юмора и наглость, поскольку сам обладал этими качествами. Он рассмеялся и протянул руку к ведру:

– Показывай, где спуститься к роднику. Потом проводишь до дворца, ладно?

«Ведьма» на миг растерялась, затем превратилась из коварной соблазнительницы в веселую девчонку и ответила:

– Договорились! А к роднику – вот она, тропка...

Уже начав спускаться, мужчина обернулся:

– Кстати, у вас на Эрниди имена в ходу? Ну, такие словечки, которыми ребенка в детстве отец обзывает? Я, например, Айрунги Журавлиный Крик. Из Семейства Заркат. А как зовут самую вредную эрнидийскую ведьму?

– Если самую вредную, то Шаунара Последняя Листва, – охотно ответила девушка, переставая быть незнакомкой. – Из Семейства Тиршилек.

9

– И с тех пор, как Эрниди возник из вод, Морской Старец держит его меж ладонями, не дает опуститься на дно. А дочь его, милостивая дори-а-дау, жемчужина среди своих прекрасных сестер, гонит косяки рыбы в ваши сети. Вот они, истинные боги, что всегда рядом с нами, им любовь и благодарность наша.

Громкий, разборчивый шепот шел из глубокой расселины, словно говорила скала... нет, сам остров напоминал людям, кому они обязаны своим гранитным прибежищем, своим гигантским кораблем среди бушующих океанских волн.

Каждое слово доходило до сердец людей, стоящих на краю обрыва, над бьющим о скалы прибоем.

Юнфанни вздохнула, рассеянно тронула на лбу густой мазок ритуального рисунка – не стерлась ли краска?

Шепчущий прав. Разве можно поклоняться богам, которых нельзя увидеть, у которых даже имен нет, словно у Отребья! А древние боги не только могущественны, они прекрасны, легенды об их деяниях завораживают! Кому это и знать, как не ей, сказительнице, с юности желанной гостье у любого очага – от рыбачьего до королевского. А сейчас, когда она замужем за хозяином трактира, ее дар идет на пользу делу, привлекает гостей в «Смоленую лодку».

– Мы – Дети Моря, – продолжал голос из расселины. – Не только королевская семья – все мы потомки дори-а-дау. Не родные, так приемные. Любящие и любимые.

Да, подумала Юнфанни, и это верно. До сих пор рыбаки тайком приносят жертвы Морскому Старцу, хоть это запретил еще дед нынешнего короля. Но как мало Детей Моря осмеливается встречаться на молении древним богам, наносить на лица густой краской узоры, древние, как сам остров! Сейчас, например, над обрывом всего четверо: сама Юнфанни, двое коренастых братьев-рыбаков и подручный смотрителя маяка – щуплый юнец, сине-красный узор на лице которого означает мольбу об ответной любви.

– Но поклонение вере предков еще не значит, что надо обижать жреца Безымянных. Глупая шутка – засунуть его вниз головой в бочку из-под соленой рыбы. Это не радует Морского Старца и его милосердную дочь!

– Это вам говорится! – улыбнулась Юнфанни братьям-рыбакам. Те мрачно отвернулись. Ничего не скажешь, Шепчущий имеет над ними власть.

А ведь неизвестно даже, кто таков Шепчущий. Кто с ним знаком? Кто его видел? По голосу не понять, мужчина это или женщина... пожалуй, все-таки мужчина. И ведь сумел, не показываясь никому на глаза, сплотить, объединить и подчинить себе Детей Моря!