– Боюсь, вы меня не так поняли, – слегка нахмурившись, проговорил император. – Я предлагаю печатать деньги где-нибудь на территории Пруссии. И тогда сам собой отпадет неоправданный риск с переправкой фальшивых денег через границу. У вас имеется подходящий человек, который сумел бы организовать подобную работу?

– Полагаю, такой человек должен быть большим аферистом и непревзойденным мошенником.

– Вы меня правильно поняли, – едва усмехнувшись, согласился государь. – Это то, что нам нужно.

Широко улыбнувшись, Кирилл Бобровин сказал:

– У меня есть такой человек. Лучшей кандидатуры подобрать будет невозможно.

– Очень хорошо. Но время не терпит, хотелось бы, чтобы он занялся этим вопросом в ближайшее время. Вы угощайтесь, господа, не стесняйтесь. Жасминовый чай не только поднимает настроение, но и продлевает жизнь. – Неожиданно нахмурившись, добавил: – Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

* * *

Едва ли не всю дорогу проехали молча. Охрана перебрасывалась лишь отдельными малозначащими фразами, да еще следила за тем, так ли надежно держатся на задержанном наручники. Экипаж, мягко пружиня на дутых колесах, перевалил горную цепь и съехал в широкую долину, засаженную виноградниками. А вот за ней простирался маленький городок с аккуратными каменными домами и небольшими приусадебными участками, утопавшими в цветах. Немного в сторонке помещалась железнодорожная станция.

Филимонов заговорил, прервав затянувшееся молчание.

– Послушайте, Варнаховский, сейчас мы с вами поедем поездом до России. Путь не близок. Но хочу вас сразу предупредить, чтобы вы не совершали никаких глупостей и тем более не пытались бежать. Для вас это просто опасно. Не знаю, по какой причине, но вас ищут агенты Третьего отделения. Насколько мне известно, у них нет полномочий куда-то вас доставлять. Допускаю, что они просто придушат вас где-нибудь и бросят ваш труп в придорожную канаву. Так что свой арест воспринимайте как благо.

Леонид поморщился:

– «Благом» вы называете гнить заживо где-нибудь на сибирской каторге, я так понимаю?

Ландо остановилось подле перрона, на котором стояло десятка два пассажиров в ожидании поезда. Варнаховского держали под руки, на которые, скрывая наручники, набросили зеленый жакет. Спокойствием и невозмутимостью он ничем не отличался от прочих пассажиров.

Гулко стуча тоннами железа, подошел паровоз, сделав длинный предупредительный гудок.

– Нам в последний, – проговорил Филимонов, заметив, как Варнаховский проводил взглядом вагоны первого класса.

Прошли в специализированный вагон, разделенный решетками на несколько отсеков. Прежде Леонид грел себя мыслью о возможном побеге, но сейчас, перешагнув зарешеченную дверь, понял, что это невозможно. В каждом из отсеков стоял полицейский и посматривал на арестованных, сидящих на лежаках по обе стороны купе.

– Месье, вам сюда, – показал полицейский на последнее купе в конце вагона. И, открыв решетку, пропустил в конец коридора.

– Что ж, так даже будет удобнее, – согласился Филимонов. – Я буду ехать с вами по соседству, а двойная охрана вам совсем не повредит.

Варнаховский в сопровождении трех мужчин прошел в крайнее купе. Зарешеченная дверь оказалась приоткрыта, и в купе сидело двое мужчин в итальянских дорогих костюмах. На сидельцев они явно не походили не только упитанными физиономиями, но и озороватым блеском глаз.

Кто же это такие? И что они здесь делают?

Филимонов нахмурился. Один из них, тот, что был постарше и покрепче в плечах, – в щеголеватом клетчатом жакете, – произнес:

– Владимир Гаврилович, я бы не хотел вас расстраивать, но арестованного вы должны передать нам.

– Сюрприз вам удался, – хмуро сказал Филимонов. – Уж где я не ожидал вас встретить, так это в арестантской.

– Что поделаешь, дорогой Владимир Гаврилович, работа наша такая – делать людям сюрпризы, – живо ответил крепыш, весело рассмеявшись. – Так что пленника мы у вас забираем.

– Надеюсь, у вас имеется соответствующее предписание?

– А как же без него? – столь же энергично отозвался толстяк. – Ведь мы наслышаны, какой вы формалист. Так, где оно у меня, – сунул он руку в верхний карман сюртука. – Не здесь… А в другом?.. Тоже нет… Куда же оно подевалось? – Толстяк поднялся. В сравнении с Филимоновым выглядел он весьма внушительно. – Фу ты, – облегченно выдохнул он, вытащив из кармана вчетверо сложенный помятый лист. – Вот оно, предписание, – протянул он бумагу Филимонову. – Извольте взглянуть.

Развернув вчетверо сложенный лист, Филимонов прочитал, заметно нахмурившись, а потом произнес:

– Третье отделение присутствует всюду… Даже там, где его и не должно быть. Не смею более препятствовать. – Повернувшись к Варнаховскому, негромко сказал: – Вам остается только молиться и надеяться на чудо. Не думаю, что эти господа станут убивать вас при свидетелях, но вряд ли вы доберетесь до России. – Громко обратившись к здоровяку, продолжал: – Я оставляю за собой право добиваться перевода господина Варнаховского в сыск. Ему светит срок и длительное заключение. Надеюсь, что мои требования будут удовлетворены. Честь имею, господа, – развернувшись, он зашагал к двери, уводя за собой помощников.

Через несколько минут поезд тронулся. Леонид сидел на своей полке и настороженно посматривал на охрану, выглядевшую весьма добродушно. Внешне вполне симпатичные господа. Их трудно было заподозрить в чем-то законопротивном. Интересно, как они собираются его прикончить? Наверняка попытаются сделать это как-то по-особенному, чтобы не привлечь внимания охраны, находящейся снаружи. А может, попытаются задушить спящего?

Варнаховский не успел додумать свою мысль, как здоровяк с завидной проворностью вскочил со своего места и вцепился ему в горло. Леонид захрипел, пытаясь сбросить с себя многопудовое тело, но тот с перекошенным от усилия ртом все крепче вжимал его в лежак.

– Ноги держи, чтобы не брыкался!

Второй жандарм повалился на его колени, не давая возможности пошевелиться, и Варнаховский почувствовал, как стал задыхаться. Подумалось, что это, возможно, последняя минута его жизни.

Неожиданно поезд тряхнуло, как это бывает, когда кто-то дергает за стоп-кран. Толстяк откатился, и Леонид, почувствовав свободу, что есть силы ударил сцепленными в замок ладонями второго, тотчас упавшего в угол купе.

– Что здесь у вас происходит? – предстал у зарешеченной двери французский полицейский.

– Ничего особенного, господин полицейский, – ответил крепыш, потирая ушибленный затылок. – Просто у господина Варнаховского была эпилепсия. Мы его немного подержали, иначе бы он расшибся.

Покачав головой, полицейский ушел, похоже, не очень доверяя озвученной версии.

Здоровяк посмотрел в окно:

– Что за ерунда, обычно здесь поезд не останавливается.