– Я останусь здесь на всю ночь, Дэвид, и буду присматривать за тобой, так что держи меня в курсе, как ты себя чувствуешь. Спи как можно больше, а когда спать уже не захочется, говори со мной.

Теперь, когда полюс был покорен, адреналин больше не зашкаливал и справляться с усталостью стало гораздо сложнее. Я плохо соображал, а веки, казалось, готовы были упасть на землю, подобно тяжелому занавесу. Я всегда подозревал, что труднее всего в этой экспедиции будет держаться на обратном пути, когда я устану, и мои прогнозы оправдались.

– Люк пошел спать, а нужный ему компьютер Национального управления океанических и атмосферных исследований[24] не работает, поэтому ночью можешь просто лететь вперед. Он говорит, что ты сейчас идешь по удачному пути, но если захочешь сойти с него, то снижайся, чтобы повернуть направо, или поднимайся, чтобы повернуть налево.

Мне нужно было о многом позаботиться, прежде чем отдыхать, поэтому я остался глух к позывам собственного тела, которое требовало сна, и прошелся по логистике с Брайаном. Необходимо было удостовериться, что на вертолете, который прилетит за мной, будет подвеска для переноски оболочки «Британник Челленджера», и выполнить все предпосадочные проверки. Кроме того, мне хотелось убедиться, что все, кто намеревался присутствовать при посадке, – главным образом газетчики и телевизионщики – прибудут на Шпицберген раньше меня. Больше всего я желал свести расходы к минимуму и потому сказал Брайану, что подумываю сесть к востоку от Шпицбергена.

– Судя по моим термографам, лед там должен выглядеть неплохо, – отметил я. – Вертолет заберет меня очень быстро и без лишних расходов, а лететь туда дольше, поэтому репортеры успеют добраться до Шпицбергена.

– Что насчет белых медведей, Дэвид? В той зоне их больше всего.

– С этой проблемой я разберусь, когда она возникнет.

У меня была винтовка, которую я купил в Лонгйире, и хотя мне не хотелось ее применять, я готов был выстрелить, если возникнет нужда.

Я уже встречался с белым медведем. Однажды ночью в феврале 1984 года, вскоре после того, как я отправился из Резольюта на острове Корнуоллис к Северному магнитному полюсу, планируя совершить одиночный пеший поход без поддержки, я услышал, как кто-то скребется и принюхивается возле моей палатки. Было два часа ночи, а за день я очень устал, но мгновенно проснулся от этого звука. Я не знал, что нахожусь в Полар-Бэр-Пасс, где наблюдается самая высокая в мире концентрация белых медведей, и все же узнал шум вторжения. Расстегнув вход в крошечную одноместную палатку, я увидел огромного взрослого белого медведя, который стоял в 20 м в стороне и смотрел прямо на меня.

Схватив винтовку, я сделал предупредительный выстрел, но медведь, казалось, и ухом не повел. Гигантский зверь, не евший несколько дней, явно выбрал меня своей жертвой. В сравнении с тюленями, которые составляли основу рациона белых медведей на острове Корнуоллис, я был очень вкусным, и поэтому предупредительный выстрел не мог отпугнуть зверя от следующего обеда.

Медведь отошел на пару шагов, затем развернулся и весьма решительно и грозно направился к палатке. Хотя события разворачивались относительно медленно, у меня не возникло сомнений, что меня атакуют.

Я крикнул медведю: «Негодяй!» – и обрушил на него шквал пуль. Жители Резольюта говорили мне, что нужно хорошо прицелиться и делать одиночные выстрелы, но в момент опасности я забыл о разумном самоконтроле и выпустил в медведя все пули, которые были в винтовке. Медведь упал. Несколько пуль попали в цель, но даже после этого рисковать мне не хотелось. Под завязку накачанный адреналином, я пустил еще две пули медведю под лопатку, в единственную точку, которая давала доступ к жизненно важным органам, а потом перезарядил винтовку, вставив еще пять патронов и опустошил магазин в огромную белую тушу. Медведь был истерзан, но я выжил.

Успокоившись, я почувствовал себя ужасно. Мне вовсе не хотелось убивать местных диких животных, не говоря уж о таком великолепном звере, как белый медведь. У меня не было права быть там, где я был, ведь это я зашел на территорию медведя, а не наоборот, но именно медведю выпал неудачный жребий. Чувствуя себя виноватым, я связался по радио с Резольютом и сказал прислать самолет.

Когда прилетел «Твин Оттер», летчики были потрясены. Медведь лежал в паре метров от моей палатки: было очевидно, что я спасся чудом. Ругаясь и проклиная тяжесть зверя, летчики погрузили тушу в самолет и увезли в Резольют, где ее разделали и освежевали, после чего была сделана соответствующая пометка в ежегодной квоте деревушки на отстрел белых медведей. Шкуру продали, мясо скормили хаски, а я попал на страницы английских газет как первый за многие годы британец, убивший белого медведя.

Летя в ночи, я сидел на сумке-холодильнике и вспоминал тот день, делая небольшие корректировки высоты, чтобы держать «Британник Челленджер» на курсе 161° в направлении Шпицбергена. Я также думал о бедняге Андре, который заслуживал лучшего. Я прекрасно понимал, что если бы Андре, Стриндберг и Френкель совершили свое путешествие сегодня, то спасательная команда эвакуировала бы путешественников со льда вскоре после того, как у них возникли проблемы. В худшем случае они бы отделались легким обморожением и ударом по самолюбию.

Мысль о том, что в любом приключении твоя судьба во многом зависит от воли богов, учит смирению, и этот полет проиллюстрировал ее нагляднее, чем любое из моих прошлых путешествий. Можно все тщательно спланировать, но в конечном счете успех определяется чем-то другим. В моем случае все зависело от погоды и действий других членов команды. Работая за компьютером в Бельгии, Люк Трюллеманс, по сути, привел «Британник Челленджер» к полюсу. Хотя нельзя назвать Люка шарманщиком, а меня – обезьянкой, вполне справедливо сказать, что он мог бы направить к полюсу любого достаточно компетентного пилота, но я, напротив, не добрался бы до цели без его поддержки. Я щедро оплатил три месяца его напряженной работы, и он заслужил каждый пенни. Люк стал самым важным элементом миссии. Без него я бы даже не взлетел.

Эверест научил меня смирению, но полет стал испытанием другого класса. Я вовсе не пытаюсь обесценить подъем на Эверест – это очень сложно, – но в полете к тому моменту я не расслаблялся и не терял концентрацию внимания почти сотню часов. Я уверен, что не смог бы сделать это, когда был моложе, – мне не хватило бы психологической выносливости. Мне, несомненно, помогло воспитание троих детей – особенно моменты, когда всю ночь сидишь с больным ребенком, но затем