Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверях появилась Женевьева:
– Тебе лучше зайти в дом.
– Что у вас там на этот раз?
– Это не дети. Это Ричи.
Он, щурясь, посмотрел на нее в ореоле от лампы, то гаснущей, то освещающей его лицо:
– Что с ним?
– Он сейчас у нас. Лучше тебе зайти.
Женевьева повернулась и пошла в дом, Питер последовал за ней со стальной подковой в руке.
Увидев бледного Ричи, который сидел у кухонного стола и весь дрожал, Питер закрыл дверь.
– Она ушла, – проговорил Ричи, не поднимая глаз.
– Что? – переспросил Питер.
– Она ушла.
– Кто ушел?
– Тара. Кто еще, ты думаешь? Ушла только что.
– Что значит «только что ушла»?
– То, что я сказал.
– Куда ушла?
– Понятия не имею.
– Ч-черт!
– Папочка ругается, – отметила Джози.
Женевьева повернулась к ней и вывела в гостиную. Джози все время протестовала. Она хотела остаться с гостем, ведь это она уронила нож, значит это ее гость. Их голоса звучали все громче. Затем дверь в гостиную с грохотом захлопнулась, и Женевьева скользнула обратно в кухню, тихая как тень.
Питер сел рядом с Ричи:
– Она что-нибудь сказала?
– Нет. Оставила записку.
Ричи сунул руку в задний карман джинсов и вытащил клочок бумаги. Бросил его на стол перед Питером. Тот внимательно прочитал и положил записку на стол. Женевьева схватила ее, быстро пробежала глазами и тоже положила на стол.
– Не верится мне в это, – сказал Питер.
– Хочешь чаю? – предложила Женевьева.
– Тебе что, сказали, что чай от всего помогает? – спросил Ричи.
– Черт, налей ему бренди! – сказал Питер.
– Черт, ты налей ему бренди! – ответила Жен.
– Не нужен мне ваш чертов бренди. Мне нужна Тара. Все, что мне нужно, – это Тара. Тара, Тара, Тара.
– Она забрала свои вещи? – поинтересовалась Женевьева.
– У нее мало чего было. Но то, что было, исчезло.
Питер снова взял записку и стал внимательно изучать, словно за это время на ней волшебным образом могло появиться более ясное сообщение. Увы, ничего нового, только прежнее:
«Ричи, я спасаю тебя. Спасаю от себя самой. Тара».
Питер положил записку и придавил подковой, словно чтобы ее не унесло ветром. Достал телефон и позвонил родителям. Поговорил с Мэри и быстро установил, что Тара побывала у них – навестить и попрощаться. Быстро закруглил разговор, повесил трубку и сообщил остальным, что Тару увезло такси.
– Значит, на сей раз не хренова белая лошадь, – заключил Ричи.
– Видимо, нет.
– Ну зачем ей приспичило к нам возвращаться? – протестовал Ричи. – Жил я себе не тужил… – Питер и Женевьева промолчали. Тогда Ричи сказал тихо: – Нет, тужил.
– Дай хоть по крайней мере покормлю тебя, – предложила Женевьева, материнский инстинкт не давал ей успокоиться. – Должна сказать, ты ужасно выглядишь.
– Я не голоден, Жен. Мне никакая еда в горло не лезет. Честно.
Тогда Женевьева вспомнила, что Ричи сегодня нужно в больницу:
– Разве не на сегодня тебе назначили очередную томографию? Перед биопсией? По-моему, сегодня?
– К черту все это.
– Исключено, – сказала Женевьева. – Тара Тарой, а ты сейчас едешь в больницу, пока я тебя сама туда не потащила. Питер отвезет тебя.
– Отвезу, – сказал Питер. – И подожду тебя там.
Ричи собрался было спорить, когда дверь открылась и в кухню вошла Зои, после душа благоухая шампунем, прелестная и жизнерадостная и совершенно не подозревающая, какой тут происходит разговор.
– Привет, Ричи! – поздоровалась она с широченной улыбкой. – Не знала, что ты здесь.
– Привет, дорогая!
– Помнишь аккорды, которые ты показал мне? Я их разучила. Очень старалась. И у меня здорово получается. Ну, неплохо. И та гитара мне нравится.
– Прекрасно, дорогая.
– Можно, я покажу, как у меня получается? Принесу гитару и покажу?
– Сейчас не время, Зои, – сказала Женевьева.
– Все в порядке, – успокоил ее Ричи. – Я хочу послушать.
– Сейчас действительно не время, – твердо сказал Питер, строго глядя на Зои.
Ричи встал:
– Ерунда. Неси гитару, Зои. Хочу посмотреть, чего ты достигла.
Зои взглянула на Питера, потом на мать, начиная догадываться, как некстати ее энтузиазм. Но Ричи настаивал, и Женевьева наконец коротко кивнула ей. Зои пошла наверх за гитарой, а Ричи, не дожидаясь приглашения, направился в гостиную. Все дети собрались там: Эмбер, Джек и Джози. Ричи тяжело опустился на диван и попросил детей выключить телевизор, потому что сейчас будет играть Зои. Уловив состояние Ричи, Джек уступил и щелкнул пультом.
Вернулась Зои с гитарой, села и застенчиво стала ее подстраивать. Питер и Женевьева стояли возле двери. Зои зарделась. Затем пробежала пальцами по струнам.
Секвенция была несложной, но Зои сыграла так, как учил ее Ричи, точно и чисто. Она повторила секвенцию уже более уверенно, и Ричи засмеялся от удовольствия. Воодушевленная Зои заиграла громче. Вдруг плечи у Ричи затряслись и он тихо зарыдал. Увлекшаяся Зои продолжала играть. Затем подняла глаза и увидела, что все дети смотрят не на нее, а на Ричи. А тот наклонился вперед, закрыл ладонью глаза, плечи трясутся, и наконец зарыдал в голос.
Зои прекратила играть.
Женевьева шагнула вперед и положила руку на плечо Ричи.
– Господи, – проговорила Зои, – неужели звучало так ужасно?
Питер хмуро сидел в приемном покое рентгенологического отделения Королевской больницы Лестера. Кроме него, тут был еще народ: другие пациенты, ожидающие своей очереди на снимок, или родственники пациентов, ожидающих очереди на снимок. Вид у всех был оцепенелый, сонный. Ричи был внутри, у рентгенолога, уже долго – слишком долго, думалось Питеру. За это время татуированный санитар привез на каталке пожилого мужчину и увез обратно; двое полицейских привели человека без рубашки и с рукой на перевязи. Оба, пожилой и арестант, прошли положенную процедуру за то время, пока Ричи был у рентгенолога. Питер надеялся, что это не означает чего-нибудь совсем плохого.
Он воспользовался временем ожидания, чтобы, выйдя в коридор, снова позвонить родителям. Мэри расфилософствовалась; он узнал, что Тара чем дальше, тем больше действовала ей на нервы, и был не удивлен. Он уловил в ее голосе что-то похожее на облегчение. Поговорил Питер и с отцом; Делл, напротив, был вновь в смятении, но старался казаться безмятежным. Он предположил, что Тара снова вернется, когда будет к этому готова.