– Именно. – Катон махнул им рукой. – Пошли.

Они двинулись вниз по промоине, стараясь поскорее убраться из этого проклятого места. Катон шёл впереди, не в силах отделаться от мыслей о решительности их противников. Если они так охотно готовы рисковать собственными жизнями, чтобы добиться своих целей, значит, это самые смертельные, самые опасные враги из всех, с которыми они с Макроном когда-либо сталкивались. И в следующий раз, когда они нанесут очередной свой удар, им с Макроном следует с большим рвением постараться их предупредить.

– Четырнадцать человек утонуло, ещё десять ранено и двенадцать пока что считаются пропавшими без вести, включая центуриона, – подвёл итог Фусций, мешком рухнув на свою кровать в комнате их секции. Он помотал головой. – У ребят никаких шансов не было, когда нас ударило волной… – Опцион закрыл глаза и закончил почти шёпотом: – Я и сам был уверен, что погиб, когда меня водой накрыло…

Катон сидел на своей кровати напротив него. Он наклонился вперёд:

– Мы все тогда так подумали. В нашей боевой подготовке такого ведь никогда не предусматривалось и не учитывалось, не так ли?

Его попытка смягчить обстановку была встречена гробовым молчанием. Фусций тупо смотрел на пол перед собой. Потом всё же заговорил:

– В пятой центурии потери ещё больше, чем у нас… Я-то был уверен, что служба в преторианской гвардии – это роскошная жизнь. А тут – нате вам. Сперва этот проклятый кровавый бунт, а теперь ещё и это… Проклятье какое-то.

Макрон сухо рассмеялся:

– И что? Ты полагал, что солдатская служба не таит в себе никаких опасностей? Парень, тебе бы неплохо было поглядеть на кое-какие штучки, каких мы с Капитоном досыта насмотрелись за свою жизнь. Гораздо хуже и опаснее, чем всё это. И мы пока что живы, сидим тут и толкуем о том о сём. И ничего это не имеет общего ни с какими проклятиями. Так что надо просто выпить за наших товарищей, которых мы потеряли, почтить их память и продолжать службу. Это всё, что ты сейчас можешь сделать. И должен делать. Так что хватит сидеть, скулить и предаваться печальным размышлениям. И вякать про всякие проклятия. Особенно теперь, когда ты стал опционом. Пока не вернётся Тигеллин или пока ему не найдут замену, центурией командуешь ты. Так что давай, бери себя в руки и действуй.

Фусций поднял взгляд и уставился на Макрона. Сперва его лицо ничего не выражало, потом он подозрительно прищурился:

– Всё это произошло после того, как вы к нам поступили.

– Мы?

– Да, вы. До вас всё было тихо и мирно. А тут нас сперва потрепала эта толпа, а потом половина шестой центурии утопла в этом траханом потопе. – Он сделал паузу. – С моей точки зрения, это не просто совпадение. А отсюда возникает вопрос, что вы двое такого натворили, что вызвало гнев богов, обрушившийся на головы ваших товарищей, а?

– Вздор городишь, парень. Катон и я всего лишь выполняли свой долг. И ничего, кроме этого. Точно так же, как остальные ребята. И боги не имеют к случившемуся никакого отношения.

– И плотина, значит, рухнула сама по себе? Гнусный несчастный случай? Согласись, Калид, это ведь был гнев богов, это он на нас обрушился!

– Гнев богов, как же, чтоб мне сдохнуть! Какой-то ублюдок…

– Калид! – рявкнул Катон. – Хватит! Опцион и без того в напряжении. Если ему предстоит командовать центурией, то сейчас ему неплохо бы отдохнуть. Так что оставь его в покое.

Макрон обернулся к Катону. Он был разъярён.

– Ты ж слышал, что он несёт! Этот щенок считает, что всё произошло из-за нас!

Катон выразительно поднял брови.

– Ну, ладно… Да, я понял… – Макрон пригасил свою ярость и, обернувшись к Фусцию, прокашлялся: – Ты… э-э-э извини, опцион. Я, кажется, палку перегнул.

– Ладно, проехали. – Фусций медленно кивнул. – Оставим это, ладно? Мне и впрямь надо отдохнуть. Может, Тигеллин объявится. Если нет, мне к утру надо быть готовым.

– Точно, опцион, – кивнул Катон. – Мы присмотрим, чтоб тебя не беспокоили. А ещё лучше, мы с Калидом свалим отсюда, чтоб ты спокойно поспал.

Макрон метнул на Катона гневный взгляд, но его друг ответил ему таким же и резко ткнул большим пальцем в сторону двери. Они поднялись с коек и тихонько вышли из комнаты, а молодой опцион растянулся на постели, на грубом матрасе, повернулся на бок и свернулся клубком. Катон прикрыл за ними дверь, и тут Макрон яростно прошипел:

– Этого сопляка неплохо бы поставить на место! И как он только смеет так с нами разговаривать?!

– Думай лучше о нашем деле, – тихо и спокойно ответил Катон. – Ты только что чуть нас не выдал. Насколько всем известно, плотина обрушилась сама по себе, это был несчастный случай, понятно? Пока Нарцисс не скажет иначе.

– Ты что, действительно считаешь, что такое объяснение долго продержится?

– Да нет, конечно, – устало ответил Катон. – Но это поможет нам выиграть немного времени, пока противная сторона не успела предпринять никаких мер, чтобы скрыть следы своего преступления. Сейчас нам нужна любая помощь и поддержка, какую только можно получить. – Катон кивнул в сторону двери. – Ладно, нам надо поговорить. Но не здесь. Пошли в столовую.

Столовая, большое помещение в конце казармы, была почти пуста. Кроме Катона с Макроном здесь разместилось ещё несколько человек, они сидели в углу и неспешно и не слишком увлечённо играли в кости. Они посмотрели на пришедших, покивали в знак приветствия и вернулись к своей игре. Выбрав себе стол в противоположном конце залы, двое друзей сели. Макрон нетерпеливо вздохнул.

– Ну вот, пришли. И о чём ты хотел поговорить?

Катон ответил не сразу. Он некоторое время смотрел на сильно исцарапанную поверхность столешницы, потом медленно провёл пальцем по глубоким выемкам – какой-то томимый скукой гвардеец несколько лет назад вырезал здесь свои инициалы.

– Я всё пытаюсь определить, до чего мы со всем этим добрались.

– Желаю удачи, приятель. Должен сознаться, для моей башки это становится всё более сложным и непонятным. Эти проклятые Освободители, кажется, успели нагадить буквально повсюду. У них имеются свои люди на ключевых постах даже в преторианской гвардии. Они использовали свои связи и контакты среди поставщиков зерна, чтобы закупить все поступающие партии зерна, а теперь ещё и умудрились повалить эту плотину. Они повсюду, вот что я тебе скажу, Катон. Прямо как сраные крысы из Большой Клоаки.

При последних словах друга Катон чуть нахмурился, словно пытаясь что-то припомнить, потом бросил это дело и лишь покачал головой.

– Ты прав, но мне это кажется совершенно неправильным. Как это Освободители ухитрились заставить работать на себя столько людей и при этом оставаться в тени? Это противоречит здравому смыслу. Чем больше людей втянуто в игру, тем труднее становится держать всё это в секрете. И если кто-то смог бы проникнуть в подобный заговор и разрушить его, так это Нарцисс. И тем не менее, как мне кажется, он знает не больше нас. Это первое, что мы должны помнить, имея с ним дело.