Один из вахтенных стал вслух отсчитывать показания глубиномера.

– Сто пятьдесят футов! – услышали мы, стараясь восстановить равновесие лодки. – Сто восемьдесят футов! Двести десять футов!

Лодка была рассчитана на погружение до глубины 315 футов. На большей глубине давление воды могло разрушить ее корпус.

– Двести сорок футов! – продолжал отсчитывать вахтенный. – Двести семьдесят футов! Триста футов! Триста тридцать футов!

Мне показалось в этот момент, что море сжимает меня, как оно сжимало сейчас корпус лодки.

– Триста шестьдесят футов! – монотонно бубнил вахтенный. – Триста девяносто футов!

– Великий Будда! – пробормотал я.

Вахтенный произнес:

– Четыреста двадцать футов!

Раздался долгий скрипящий звук, словно корпус субмарины сжимался складками. Это конец, пронеслось в моем сознании.

Затем я услышал шипение сжатого воздуха. Главные балластные цистерны были продуты. Лодка на несколько секунд замерла в толще воды, а затем стала все быстрее и быстрее подниматься к поверхности. Наконец-то спасены! Позже я узнал, что некий старшина, от удушья плохо понимавший, что он делает, открыл не тот клапан. Потребовалось несколько секунд, чтобы исправить его ошибку, но враг все-таки едва не доконал нас, пусть и окольным способом. Он настолько измотал подводников, высочайших профессионалов в своем деле, что один из них едва не погубил всех своих товарищей, допустив ошибку.

И все же мы еще не могли торжествовать. Капитан Сугамаса хотел сообщить в штаб 6-го флота о нашем возвращении, но он знал, что враг может слушать радиоэфир, чтобы запеленговать наше место и снова навести туда эсминцы. Надо отдать должное нашим врагам – их боевой дух был неутомим. Они никогда не сдавались. Мы всплыли на поверхность и стали заряжать аккумуляторные батареи. Пока шла зарядка и проветривались помещения лодки, Сугамаса написал радиограмму, а затем снова и снова сокращал ее до возможного предела, чтобы передача шла как можно короче. Мы должны были свести до минимума шансы обнаружить нас.

Когда все было готово к новому погружению, Сугамаса тщательно проинструктировал нашего лучшего радиста и вручил ему радиограмму. Она была предельно краткой: «1–36» возвращается на базу. Сильные повреждения. Израсходованы три «кайтэна».

Как только радиограмма была передана, мы ушли под воду и легли на курс. В подводном положении мы шли весь день 30 июня и всплыли лишь поздно вечером. На этот раз, заряжая аккумуляторы, мы слушали радиопереговоры противника, которые довольно часто шли открытым текстом. Подумать только, до чего самоуверенным был в это время американский флот! Безусловно, Императорский военно-морской флот тогда не мог причинить серьезного ущерба американцам, поэтому они не давали себе труда кодировать радиосообщения или маскировать самый факт того, что они ведутся. Лейтенант Хагивара, штурман субмарины «1–36», рассказал нам, что в перехваченном донесении неприятеля о подводных лодках, появившихся на его флангах, наше местопребывание было указано с большой точностью. Мы оставались на поверхности моря ровно столько, сколько было необходимо, а затем снова погрузились. Субмарина шла в подводном положении весь день и всплыла только с наступлением темноты 1 июля, затем такой процесс повторялся в течение последующих четырех дней. Несколько раз, всплыв, мы замечали на горизонте вражеские самолеты, а идя под водой, часто слышали отдаленный шум винтов вражеских кораблей. Возможно, даже с большим основанием, чем субмарина «1–47», именно нашей лодке «1–36» следовало бы носить имя «Синайнай», «бессмертный» корабль.

Вскоре после полуночи 6 июля, всплыв, мы уже рассекали воды пролива Бунго, приближаясь к родному дому. Через несколько часов нас ждали обилие горячей воды и вкусная еда. По левому борту вырисовывался темный силуэт острова Кюсю, а справа показался берег острова Сикоку. Я никак не думал, что мне доведется увидеть их еще раз.

Но теперь все будет как надо, твердил я себе, вдыхая свежий воздух на мостике рубки. Вскоре я сойду на берег на родной базе. Все ее обитатели узнают о последней просьбе Кугэ, да и капитан Сугамаса замолвит слово за нас. Еще через какое-то время, возможно недели через две, Сонода, Номура и я, вместе с еще тремя водителями «кайтэнов», снова отправимся этим же проливом на юг в поисках неприятеля. Сугамаса дал слово всему экипажу.

Так что, подумал я, дела идут не так уж плохо, несмотря ни на что, и склонился в глубоком поклоне, приветствуя родные места.

Поклон мой был прерван громким криком и четырьмя сильными взрывами. Мостик мгновенно опустел, и лодка пошла вперед полным ходом. Спустившись в кают-компанию, мы задавали друг другу недоуменные вопросы, поскольку никто не понимал, что произошло.

Чуть спустя в кают-компанию вошел старший механик лодки.

– Это неслыханно! – сказал он. – После всего, что нам пришлось пережить, когда мы почти дома, нас обстреляла американская подводная лодка!

– Американская подводная лодка? Здесь, в проливе Бунго?

Мы знали, что вражеские субмарины часто появляются у южного выхода из пролива и топят там наши суда, но мы уже шли почти на середине пролива, когда прогремели эти взрывы.

– Именно так, – кивнул старший механик, отвечая на наши недоуменные возгласы. – Она выпустила по нас четыре торпеды. И одна прошла всего в пятидесяти футах у нас за кормой. Те взрывы, которые вы слышали, – это торпеды взорвались, ударившись о берег. Интересно, как долго нам будет везти?

Да уж, это было и в самом деле везение! И еще одно доброе предзнаменование после всех тех неудач, которые нас преследовали. Несколько часов спустя я стоял на палубе нашей лодки, которая заходила в бухту Хикари. На небе сияло солнце, лаская своими лучами мою спину. В последний раз я видел эту картину тридцать три дня тому назад. Пройдет не так уж много времени, и я снова выйду в море.

День 6 июля 1945 года, когда израненная субмарина «1–36» вернулась в родной порт, я встретил в дурном настроении. И в таком же настроении пребывал еще некоторое время, оставаясь на ее борту столько, сколько было необходимо. Осмотр повреждений показал, что корабль потрепан очень серьезно. Лодку следовало отправить в Куре для ремонта. Никто не знал, сколько времени пройдет, пока ее можно будет поставить в сухой док. А тем временем мои тренировки должны были продолжиться.

В период моего пребывания в Хикари были разработаны планы проведения девятой операции с использованием «кайтэнов». До сих пор подобные операции носили имена «Кикусуи», «Конго», «Чихайя», «Симбу», «Татара», «Тэмбу», «Симбу» и «Тодороки». Названия четвертой и седьмой групп звучат одинаково, но записываются разными иероглифами. Четвертое «Симбу» означает «божественный воин», тогда как седьмое название переводится как «следование путем самураев». Новая группа, которой было присвоено название «Тамон», должна была состоять из шести подводных лодок, которые несли общим числом тридцать три «кайтэна».