В 1977 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже четыре года. Дядя Сол завершал учебу и готовился сдать экзамен на статус адвоката. Они с тетей Анитой переехали в маленькую квартирку в пригороде Балтимора.

– Вам здесь хорошо? – спросила бабушка.

– Да.

– А ты как, Анита, все в порядке?

– Да, спасибо, миссис Гольдман. Заканчиваю интернатуру.

– Ей предложили место в госпитале Джона Хопкинса, – гордо сообщил дядя Сол. – Говорят, что хотят заполучить ее любой ценой.

– О, Анита, это потрясающе! Я так тобой горжусь!

– Как дела в Секокусе? – спросила Анита.

– Отцу ужасно не хватает Сола.

– Ему меня не хватает? – вскинулся дядя Сол. – Он же сам выставил меня за дверь.

– Он тебя выставил или ты сам ушел? Поговори с ним, Сол. Пожалуйста, свяжись с ним.

Он пожал плечами и заговорил о другом:

– Как дела на фирме?

– Все хорошо. Твой брат занимает все более высокие должности.

В 1978 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже пять лет. Дядя Сол только что ушел из адвокатского бюро, где раньше работал, и открыл свое собственное. Они с Анитой перебрались в крошечный домик в квартале среднего класса.

– Твой брат возглавил “Гольдман и Ко”, – сообщила бабушка.

– Тем лучше для него. Ведь папа всегда этого хотел. Натан всегда был его любимчиком.

– Сол, может, не надо говорить глупости? Еще не поздно вернуться… Отец будет так…

Он прервал ее:

– Мама, довольно. Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.

– Твой брат скоро женится.

– Знаю. Он говорил.

– Хоть с ним вы общаетесь. Вы же приедете на свадьбу, правда?

– Нет, мама.

В 1979 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже шесть лет.

– Твой брат с женой ждут ребенка.

Сол улыбнулся и повернулся к сидящей рядом Аните.

– Мама, Анита беременна…

– О, Сол, дорогой мой!

В 1980 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже семь лет. С разницей в несколько месяцев родились мы, Гиллель и я.

– Смотри, это твой племянник Маркус, – сказала бабушка, вынимая из сумки фотографию.

– Натан с Деборой на будущей неделе приедут к нам. Повидаем наконец малыша. Я так рад.

– Ты познакомишься с кузеном Маркусом, – сказала Анита Гиллелю, спавшему в коляске. – Теперь у тебя есть сын, Сол, пора прекращать эти истории с твоим отцом.

В 1984 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже больше десяти лет.

– Гиллель, что ты ешь?

– Картошку фри, бабушка.

– Ты самый милый мальчик на свете.

– Как поживает папа? – спросил Сол.

– Неважно. Дела на фирме очень плохи. Отец в ужасе, говорит, они скоро разорятся.

В 1985 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже двенадцать лет. Фирма “Гольдман и Ко” стояла на пороге краха. Мой отец разработал план спасения, который предполагал перепродажу фирмы. Чтобы уточнить план, ему нужна была помощь, и он поехал в Балтимор к старшему брату, который стал адвокатом и специализировался, в частности, на слияниях и поглощениях.

Спустя двадцать пять лет дядя Сол, гуляя со мной по Коконат-Гроув, рассказал, как однажды вечером, в мае 1985 года, они встретились втроем в красном кирпичном здании фирмы “Гольдман и Ко” в штате Нью-Йорк. Фабрика была пуста и погружена во тьму; светилось только окно кабинета дедушки, который рылся в бухгалтерских книгах. Мой отец открыл дверь и тихо сказал:

– Папа, я кое-кого привел нам в помощь.

Когда дедушка увидел в дверном проеме дядю Сола, он разрыдался, бросился к нему и крепко обнял. Следующие дни они провели в офисе компании за доработкой плана перекупки. Все это время дядя Сол не покидал штата Нью-Йорк: он курсировал между гостиницей и фирмой, но ни разу не пересек границу Нью-Джерси и не заехал в родительский дом.

Дядя Сол окончил свой рассказ, и мы в молчании вернулись домой. Дядя Сол вытащил из холодильника две бутылки воды, и мы выпили их на кухне у стойки.

– Маркус, – сказал он, – по-моему, мне будет лучше, если ты меня на время оставишь.

Я не сразу понял.

– Ты хочешь сказать, сейчас?

– Мне хочется, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк. Мне с тобой просто замечательно, не подумай чего. Но мне надо немного побыть одному.

– Ты на меня сердишься?

– Нет-нет, нисколько. Я просто хочу немножко побыть один.

– Я завтра уеду.

– Спасибо.

Назавтра с раннего утра я положил чемодан в багажник машины, поцеловал дядю и вернулся в Нью-Йорк.

* * *

Меня страшно поразило, что дядя Сол вот так взял и прогнал меня. Я решил, раз уж вернулся в Нью-Йорк, ненадолго повидаться с родителями. И однажды, в июне 2011 года, когда я повел мать ужинать в ее любимый ресторан в Монклере, мы с ней заговорили о Балтиморах. Сидели мы на террасе, погода стояла великолепная, и тут мать внезапно сказала:

– Марки, насчет будущего Дня благодарения…

– До Дня благодарения еще пять месяцев, мама. Не рановато ли его обсуждать?

– Я знаю; но мы с отцом были бы очень рады, если бы ты приехал к нам на День благодарения. Мы так давно не праздновали его все вместе.

– Я больше не праздную День благодарения, мама…

– Ох, Марки, мне так больно, когда ты так говоришь! Тебе надо побольше жить настоящим и поменьше прошлым.

– Мне не хватает Гольдманов-из-Балтимора, мама.

Она улыбнулась:

– Как давно я не слышала выражения “Гольдманы-из-Балтимора”. Мне тоже их не хватает.

– Мама, не пойми неправильно, но: ты им завидовала?

– У меня был ты, дорогой, чего же мне еще желать?

– Я все думал про эти каникулы в Майами, у старших Гольдманов, когда дядя Сол занимал спальню, а вы с папой должны были спать на диване.

Она расхохоталась:

– Нас с папой никогда не напрягало, что мы спим в комнате с телевизором. Ты же знаешь, квартиру твоих бабушки с дедушкой оплачивал дядя, и мы считали совершенно нормальным, что он ночует в самой удобной комнате. Каждый раз перед тем, как приехать, папа звонил дедушке и просил поселить нас в комнате с телевизором, а Солу и Аните отдать гостевую комнату. И каждый раз дедушка отвечал, что Сол уже звонил и просил, чтобы брата прекратили селить в комнату с телевизором и отдали самую неудобную комнату ему. В конце концов дедушка с дядей тянули жребий. Помню, однажды Балтиморы приехали во Флориду раньше нас, и Сол с тетей Анитой поселились в комнате с телевизором. Не думай, вовсе не всегда мы с отцом там спали, далеко не всегда.