Но Филип хочет, чтобы все знали: истинный источник вдохновения «Сарко» — вовсе не автомобиль, а культовый фильм 1973 года с Чарлтоном Хестоном.

— Должен сказать, многие идеи пришли мне в голову, когда я смотрел сцену смерти в «Зеленом сойленте», — рассказывал он мне, попивая пиво в Венеции. — Например, футуристическая идея, что будут люди — и они обращаются к нам уже сейчас, — которые скажут: «Я дошел до стадии, когда моя жизнь завершена, и хочу поступить правильно ради планеты».

В тот день отсылка прошла мимо меня, но на протяжении недель после презентации я то и дело слышала о «Зеленом сойленте» всякий раз, когда Филип рассказывал о «Сарко». Он восхваляет «революционный» фильм и в своей статье, опубликованной для рекламы «Сарко» в Huffington Post [180], и в коротком интервью с Vice [181], где повторяет эту странную мысль о «смерти как правильном поступке ради планеты». Так что я покупаю подержанный DVD, чтобы разобраться, о чем это он.

Действие фильма происходит в вонючем и жестоком Нью-Йорке 2022 года, где население города перевалило за 40 миллионов и стоит вечная жара. Это стандартная история сурового копа (Торн — персонаж Хестона), который раскрывает убийство, а по ходу дела нечаянно натыкается на мировой заговор. Зеленый сойлент — название искусственного суперфуда, который вынуждены есть люди, когда традиционная сельская промышленность стала невозможной из-за перенаселения и глобального потепления. Его называют «чудо-едой из высококалорийного планктона» — то есть он отлично подходит под описание какого-нибудь продукта, приготовленного сегодня в Кремниевой долине.

«Сцена смерти», так вдохновившая Филипа, — в финальном акте фильма. Лучший друг и сосед Торна, Сол, такой старый, что по­мнит старые добрые времена, отправляется в жутковатое здание, где люди с благодушными улыбками спрашивают о любимом цвете («оранжевый») и любимой музыке («классическая»). Затем персонал в белых халатах с оранжевой окантовкой берет Сола под руки и ведет к высокому ложу, напоминающему гробницу, — саркофагу, где укладывает на подушку и накрывает одеялом. Залитый оранжевым светом, Сол выпивает что-то из чашки. Нажимают кнопку. Вокруг на гигантских экранах появляются изображения: оранжевые тюльпаны, оранжевые закаты, журчащий ручей, тропические рыбки, горы и лужок, усеянный нарциссами, а в зале играет Шестая симфония Бетховена.

Сол умирает с широко раскрытыми глазами. Экраны и оранжевое освещение выключаются. Люди в халатах везут его труп к желобу, где тело отправляют на фабрику зеленого сойлента и перерабатывают в пищу. Оказывается, что секретный ингредиент зеленого сойлента — не планктон, а человеческое мясо. «Они делают из людей еду! — кричит Хестон в заключительных кадрах фильма. — Зеленый сойлент — это люди!»

Я моргаю, когда появляются титры. Из всех сценариев эвтаназии в каноне научной фантастики — от «Стартрека» до «Футурамы» — Филипа вдохновило вот это? Спокойная контролируемая смерть, которую показывает «Зеленый сойлент», — это капитуляция старого и отчаявшегося человека в депрессии, избавляющего перенаселенную планету от обузы; смерть, разработанная для того, чтобы люди ели других людей. Полное безумие. Неужели Филип действительно посмотрел эту назидательную сказку и сделал вывод, что мораль в сцене смерти — «поступай правильно ради планеты»? Да, Сол не чувствовал боли, сам выбрал, когда умереть, и в лицо ему светили любимым цветом. Но это адская смерть.

Говоря о том, чтобы улечься в «Сарко» ради планеты, Филип описывает нечто до жути похожее на салоны этических самоубийств из рассказа Курта Воннегута «Добро пожаловать в обезьянник». В мире будущего с населением в 17 миллиардов правительство разрабатывает стратегию «поощрения этического самоубийства, когда можно пойти в ближайший салон самоубийств и попросить администратора безболезненно умертвить тебя» [182]. Возможно, это и есть рациональный суицид в своей самой беспощадной форме: как только кажется, что ты исполнил свое предназначение на земле, логично выписаться отсюда как можно быстрее и прекратить переводить драгоценные ресурсы.

Мы как никогда близки к подобным решениям. В Кремниевой долине завоевание смерти стало ключевой целью: венчурные капиталы, спонсирующие антивозрастные исследования, видят будущее, в котором смерть — то, что мы выбираем сознательно, когда надоедает жить, а не нависающая над нами страшная непредсказуемая тень, как сейчас. Даже если мы не сможем избежать смерти, вполне вероятно, что наша жизнь — по крайней мере в обеспеченных странах — растянется до невообразимых ранее горизонтов. «Сарко», судя по виду, разработан не для смертельно больных, а для тех, кто достаточно здоров, чтобы втиснуться внутрь: уставших от жизни, решивших из нее уйти. А поскольку такие переменные, как болезни и инвалидность, больше не будут влиять на решение о доступе к этому виду смерти, раз уж это смерть без привратников, то убедиться, что выбор действительно рациональный и сделан свободно, важно как никогда.

Что приводит нас к оценке умственной дееспособности для получения кода «Сарко» — тесту, от которого Филип блаженно отмахнулся, потому что им займется ИИ, как только непримиримый медицинский истеблишмент уберется с дороги неизбежного марша прогресса. На первый взгляд, разработать программу для теста, показывающего, понимает ли человек, что делает, когда ложится в «Сарко», довольно легко. С этим уже успешно справляется ПО «Избавления»: первый вопрос там «Вам известно, что если вы дойдете до последнего экрана и нажмете на кнопку “Да”, то получите смертельную дозу препарата и умрете?», а второй — «Вы действительно понимаете, что если нажмете кнопку “Да” на следующем экране, то умрете?». Довольно недвусмысленно.

Но принимать решение в здравом уме — значит быть способным проанализировать его в правильном контексте. Когда врачи оценивают, в состоянии ли человек решать за себя, они выносят оценочное суждение: смотрят и на то, что человек говорит, и на то, как себя ведет, причем не только во время теста, но и в предшествующие дни и годы. Им необязательно соглашаться с самим решением пациента; просто нужно убедиться в его рациональности, основываясь на ответах, поведении и медицинской истории. Это столько же наука, сколько искусство. Может, это оценочное суждение и отражает всю суть отношения «врачи лучше знают», которое отвергает Филип, но только на него мы сможем полагаться в ближайшем будущем. Вряд ли компьютеры разберутся в сколько-нибудь сложных случаях, и уж точно не к 2030-му — когда, по ожиданиям Филипа, 3D-принтеры начнут печатать «Сарко» быстро и доступно. Важно не допустить ни единой ошибки, потому что это всегда вопрос жизни и смерти.