и только по разрешению приличествующей старшей дамы. Ведь, если вассал будет одет богаче господина, то станет не ясно кто господин, а кто вассал и так же неясно станет, кому первому идти в церковь, кому первому прикасаться святых таинств. Нижние платья она так же разложила отдельно одно от другого. В конце концов, дело дошло и до ночных рубашек, правда, они только назывались так. Так как спали в те времена обнажёнными, и эти рубашки, как правило, лежали поверх одеяла и надевались в первую очередь, если господину нужно было идти по нужде. Но так как они использовались ночью, в отличие от других платьев, их и называли ночными. Она надела свою самую любимую ночную рубашку с высоким воротником, украшенным едва заметной золотой вышивкой. Потом она решила облачиться в платье из шерстяной ткани, сделанной из шерсти рыжих баранов. Края второго платья были оверложены синей лентой расшитой серебром. Венчать ансамбль должно тяжёлое платье в виде хламиды обильно обшитое мехом бобров из далёкой Польши, лиф платья был украшен тяжёлой золотой росписью на темы святого писания. Правда, художник, тут невольно или невольно пошутил, изобразив на платье молодой девицы несколько сцен грехопадения. Тем самым, возможно давая понять, благородным рыцарям – претендентам, о том, что хозяйка платья уже готова к греху. Конечно, надевать такое платье на утреннюю службу, да еще в пост, было не совсем к месту, если не сказать, что подобный наряд в данный момент был просто не приличен. Но для дамы д. Альбре и владетельнице Камино, это все уже было не существенно. Она хотела понравиться своему избраннику, а он должен (как ей думалось) оценив её смелость, не медля, предложив ей руку и сердце, увезти её к себе, ну или на крайний случай, в какой – ни будь из её замков. Ну и что, что замки не совсем её, Элю не взволновало, ведь её бабка Элеонора Аквитанская и в 80 лет обороняла чужой замок, где жила со своим избранником, от своего сына, тоже короля, к слову.

Служанки острожным стуком попросили разрешение внести в комнату испрашиваемое госпожой имущество, а именно, кувшин чистой воды, кадушку и простыни. Пока они занимались расстановкой в комнате этого не хитрого инвентаря, а это было сложно, так как комната была небольшая, а посреди стоял ларь и раскиданы платья. Элеонора отлучилась ненадолго якобы по нужде, а сама быстрым шагом пересекла коридор и вошла в соседнее помещение, где хранился ларец с поясами самой королевы матери. Открыв, его своим ключом она, выбрала пояс из парчи небесно голубого цвета и длиной в полторы сажени. Почти бегом она вернулась в свою комнату, быстро скинула ночное платье и, окунув один край простыни в воду начала им обтираться. Обтереть спину она доверила самой старой, а поэтому самой опытной служанке. Затем она, на голое тело, надела шелковый передник, – очень действенное средство от насекомых, поверх которого она надела две юбки изо льна. Выбранное ей ночное платье очень кстати пришлось по её фигуре. Второе платье заняло больше времени, так как длину рукавов пришлось выбирать в соответствии с постом, и не совсем оголять ноги по этой же причине. Минут через десять последнее платье было зашнуровано. Эля встала и, подняв руки, позволила подпоясать себя поясом королевы матери. Пояс она завязала большим узлом, названным фризским. Пояс был повязан чуть выше талии, а узел располагался ниже, живописно опускаясь к причинному месту, концы пояса волочились по полу, образуя как бы единое целое с рукавами, подчеркивая тем самым покорность хозяйки, опустившей руки в знак покорности провидению. На голову она надела скромное хлопчатое покрывало белого цвета, которое держалось на голове стальным обручем,– напоминанием о терновом венце Спасителя. Смиренно сложив руки на груди, она пошла на службу. Одна из прислужниц, самая, старя, а потому самая надежная, несла забытый Элей молитвенник, с миниатюрами времен Карла Великого, во избежание скандала. Вдруг королева мать спросит его у Элеоноры.

Эля не ошиблась, её избранник находился уже в нартексе чуть поодаль королевского места, как раз на расстоянии вытянутой руки от неё. Королева мать, её тетушка хотела, было высказаться по поводу вызывающе неприличного наряда своей дамы, имеющей одну обязанность при дворе, носить на службу за ней её молитвенник, но появление её сына с главным мажордомом и папским легатом, заставило её отложить экзекуции. В довершении всего Понс де Виламур, этот несносный епископ Урхельский, одетый по последней моде, приклонил колена и нежно прикоснулся губами к краю её пояса, в знак восхищения. Папский посланник, оглядев наряд еще не представленной ему дамы, шепотом спросил,– Кто она?

Получив ответ, промолвил тихо, но так чтобы все слышали,

– Эта дама д. Альбре,– подвижница. Она даже в своей красоте, и неге приличествующей ей по праву рождения не забывает о муках Спасителя. Нам надлежит только принять это, и молиться о спасении совместно.

Произнеся это, прелат благословил её, тем самым, дав сигнал к началу мессы. Элеонора поклонилась нему, выразив признательность. Королева мать сдержано улыбнулась, давая понять, что еще ничего не кончено. Её избранник-посол лишь полуобернувшись, осмотрел её наряд, и казалась, ей улыбнулся. Как отнестись к такому поведению она не знала, но решила про себя, что эта полуулыбка, всяко лучше, чем ничего.

Месса шла своим чередом, как вдруг в церковь вошли несколько вооруженных людей, одни в восточных нарядах, другие в плащах тамплиеров. Одетые в восточные платья, остались в нартексе храма, а тамплиеры решительно прошли к королю и, преклонив колена, окружили его. Стоит ли говорить, что конец службы прошел, скомкано. Все хотели знать, чем вызвано все это. Легат, видя смятение в сердцах верующих, перекрестил всех разом и сказал

–Аминь.

После чего спросил у Кеннета Мейнарда тана Халтон Кавдорского эрла Ранкорна.

–Кто право дал тебе врываться в храм и мешать общению с Господом?

– Ваша светлость, опасность, угрожавшая королю, заставила меня нарушить все запреты, но спасти помазанника Божьего я обязан пусть даже ценой отречения от благ Господних – святых даров, даруемых нам грешным, нашей доброй матерью церковью во имя нашего спасения,– ответил рыцарь.

–Поясни сказанное,– приказал прелат.

– Дошло до нас, что королю христианскому грозит смерть и решили мы защитить его и мать нашу святую церковь. Мы вот уже несколько лет ведём переговоры с врагом врагов наших Старцем Горы. Он дал нам знать, что враги всего рода человеческого – нечестивые язычники монголы, под видом посольства хотят убить главу христиан западных – короля Людовика. И помешать