– Больно было? – спросил Дэниел.

– Когда она хватала меня… – Семимес запнулся, потом решил ответить по-другому: – Если тебе нужно заглушить другую боль, которая одолевает твою душу, покрепче обними кусай-траву голыми руками, и она поможет тебе.

– У-у, – неожиданно простонал Дэниел.

Семимес и Мэтью обступили его. Дэниел, выдернувший руки из кусай-травы, прижал их к груди: так легче было терпеть боль. Семимес и Мэтью переглянулись и, не говоря ни слова, продолжили путь…

– Сегодня к Зеркальной Заводи не свернули, но это ничего, – будто оправдываясь, сказал Семимес, когда все трое выбрались из оврага. – При случае покажу её вам. Тогда посмотритесь в неё. Конечно, сегодня это было бы кстати: дорога изменила ваши физиономии. Но сегодня не вышло… Нам всем надо быть помягче. Очень помягче.

По тому, как Семимес говорил и бросал взгляды то в одну, то в другую сторону, видно было, что он не только оправдывается, но и что-то затевает.

– Добрый лес пошёл, – сказал он и убрал свою палку за пояс. – Можете снова вспоминать тропинки из вашего детства. Хорошо всё-таки ты придумал, Дэн: чем пахнет лес?.. Хм, чем пахнет лес?

– Это не я придумал – это на самом деле так.

Вскоре замысел Семимеса начал осуществляться. Ничего не объяснив, он вдруг свернул вправо с тропинки, которая, по его же словам, прямиком вела к Дорлифу.

– Почему мы так круто повернули, Семимес? – спросил Мэтью.

Семимес остановился и подождал друзей.

– Это… удлинит наш путь, но сделает нас немного помягче, – тихо, проникновенно, словно по секрету, сказал он и снова побежал вперёд.

Мэтью взглянул на Дэниела, пожал плечами и сказал, передразнивая Семимеса:

– Это…

Семимес махнул им рукой, что означало: следуйте за мной, потом приставил палец к губам, из чего можно было заключить, что двигаться надо молча, чтобы не спугнуть кого-то. И ребятам ничего не оставалось, как идти в загадочной неопределённости, путь к выходу из которой был ведом только их проводнику. Так они пересекли густой ельник, словно склеенный из множества ершистых лапок, которыми он хватал незнакомцев за руки и за ноги, за туловище и даже за голову, пытаясь то ли что-то выведать у них, то ли предупредить их о чём-то. Конечно, предупредить. Но Мэтью и Дэниел не догадывались об этом. А когда выбрались из него… (Во всяком Мире существует нечто такое, что обладает лишь одним свойством – заставить повстречавших его на своём пути замереть в изумлении и потерять на мгновение всё, даже слова.)

Мэтью и Дэниел стояли, скорее, висели в пространстве, потому что не слышали ног под собой, и смотрели… смотрели, не веря своим глазам и не осмеливаясь… и не умея сделать и шага вперёд: перед ними вместо земли, заросшей травой, расстилалось небо, частица его, небесная поляна… Когда память вернулась к ним, они невольно стали то поднимать глаза и глядеть на небо, которое по-прежнему оставалось над ними, то опускать их и любоваться небесной поляной, словно случайно оброненной им… Два светло-зелёных неба отличались от всего остального вокруг, в том числе и от того, что было окрашено в зелёные краски, тем, что они жили в этом Мире как свет, как волны света, через которые свободно могла пролететь птица, или пропорхнуть бабочка, или пройти, не пролив ни капли крови, стрела. Два светло-зелёных неба отличались от всего другого тем, что ко всему другому можно было легко, привычно прикоснуться (не считая кусай-травы), а к ним… чтобы прикоснуться к ним, нужно было пережить необъяснимый душевный трепет…

– Это небоцвет, – поколебал своим голосом застывший восторг Семимес.

Дэниел и Мэтью будто пробудились ото сна, но небесная поляна странным образом перешла из него в явь.

– Это предел! – сказал Мэтью (душа его порывалась сказать больше, но он не сумел ещё раз переступить границу между немым восхищением и неродившимся словом).

– Мэт! Семимес! Друзья! Только что я испытал счастье! – сказал Дэниел. – Второй раз в жизни. И опять небо. Первый – когда взмыл в небо на качелях Буштунца. И вправду предел!

Семимес сел на корточки, погрузил руку в свет над землёй и осторожно погладил зелёные кудрявые головки цветков, которые можно было разглядеть под покрывалом света.

– Эти цветы называются небоцвет: они всегда цвета неба.

– Изумрудные! – прошептали губы Дэниела то, о чём он подумал.

– Что ты сказал, Дэн? – спросил Семимес.

– Вечером они будут изумрудными?

– Да, вечером, во второй половине пересудов, зелёный цвет их становится много гуще, а сами они наряднее.

– А эта небесная поляна?

Семимес усмехнулся.

– Известное дело, ведь это свет, который исходит от небоцвета. А ты угадал, Мэт: мы так и называем эту поляну – Небесная… Присядьте, друзья. Потрогайте цветы. Они нежные… как бархат.

Дэниел и Мэтью тоже сели на корточки и прикоснулись к цветкам небоцвета.

– Знаешь, о чём я подумал, Дэн?

Дэниел уловил во взгляде друга проскользнувшее смущение.

– Догадываюсь: ты хотел бы подарить букет небоцвета Крис.

– Точно. Сейчас больше всего я хотел бы увидеть Крис и подарить ей эти цветы.

– Мэт, наверно, я огорчу тебя. Эти цветы не дарят, – сказал Семимес. – Если цветок сорвать, тут же исчезнет свет, который он излучает. Сам цветок останется небесного цвета, но ненадолго: он увянет прямо на глазах того, кто срежет его. И место радости займёт печаль… Небоцвет не дарят – запомните.

– Запомнили, Семимес, запомнили. Если уж и будет Мэт небоцвет дарить, то всю Поляну одним букетом, как ты нам. Да, Мэт?

– Знаешь, Дэн, я не буду произносить вслух то, что пообещал только что себе.

– Не надо, Мэт, – грусть послышалась в голосе Дэниела: он припомнил то, что совсем недавно увидел в глазах летучей крысы.

– Смешные вы, Дэн и Мэт, Мэт и Дэн. Ну, ладно, нам надо идти: время подторапливает, а я хочу показать вам ещё кое-что. Обойдём Поляну справа. Не подумайте: никто не запрещает ходить по Небесной Поляне. Но никто по ней не ходит.

Мэтью и Дэниел всё оглядывались и оглядывались, чтобы ещё и ещё раз взглянуть на Небесную Поляну, пока лес вовсе не скрыл её от их взоров.

– Насмотрелись? – спросил Семимес, скорее не спросил, а выразил довольство тем, что угодил друзьям.

– Разве можно насмотреться на такое чудо! – сказал Мэтью.

– Мы с Мэтом, наверно, вернёмся сюда и поселимся прямо у Поляны. А ты будешь приходить к нам в гости. А когда вдоволь насмотримся на это чудо, переберёмся в Дорлиф.

Семимес рассмеялся. Потом сказал:

– Правильно вы говорите – чудо. Как думаете, какой Небесная Поляна будет через три… да нет, уже через два дня, если не считать сегодняшнего? Какой? Какого цвета?