В этот момент казак кивнул с самым уверенным видом. Моряки бросили на товарища косые взгляды, а Семаков продолжил:

– Также убедительно прошу вас продолжать разведку над Чёрным морем. Она может быть особенно важна, поскольку мы ожидаем прибытия броненосцев… хочу сказать, кораблей, борта и палуба которых укрыты толстыми железными листами. Нам очень желательно перехватить их в открытом море.

Интонация драконьего голоса оставалась такой же нейтральной. Лейтенант мельком подумал, что, возможно, особенности глотки ящера не позволяют ему произвольно варьировать тембр.

– Я это и так собирался делать.

– Благодарю заранее. Но есть ещё кое-что, Таррот Гарринович. Вы сказали, что собираетесь сделать ледяной шар диаметром в полтора ваших ярда. По нашим подсчётам, это чуть больше полутора французских тонн или ста наших пудов. Нельзя ли придать вашему льду другую форму при том же весе?

– Да, это возможно.

В этот момент казаку показалось, что хозяин пещеры чуть удивлён.

– Но почему вы считаете изменение формы нужным?

На этот раз отвечал старший артиллерист «Морского дракона»:

– Видите ли, законы баллистики… Ну, это наука о метании пуль и ядер… Так вот, они говорят, что такая форма… – Мешков достал записную книжку, открыл и показал рисунок, – даёт уменьшение сопротивления воздуха, а также… э-э-э… увеличивает способность вашего изделия пробивать доски палубы.

На рисунке, который князь сделал в комнате для совещания, было изображено нечто, напомнившее дракону тунца или золотую макрель – с этими рыбами он был знаком.

– Да, такая форма возможна. – На этот раз все люди услышали в голосе дракона полную уверенность.

Семаков подвёл итог:

– Таррот Гарринович, завтра нам результаты разведки ещё не нужны, предстоят учения. Иначе говоря, эта ночь в полном вашем распоряжении. Надеюсь, вы не откажете в любезности сообщить нам о результатах… кхм… воздушной атаки. Нет, атаки с воздуха, так точнее.

– Мой отчёт будет полным. Не сомневайтесь в этом, господа.

Из забытья адмирала Нахимова вывел неясный шум. В голове у раненого мутилось, и он не сразу разобрал, что это было, а когда разобрал, то вяло удивился: кто-то вслух читал Евангелие от Иоанна. Открыть глаза почему-то не получалось.

Находившейся рядом Мариэле хватило доли секунды, чтобы уловить изменение потоков в головном мозге. На одно мгновение она почувствовала вспышку гордости: её замысел удался! И это при том, что половина работы была сделана без всякого предварительного обучения. Но тут же магистр магии жизни и разума одёрнула себя: процесс лечения не был завершён даже на одну пятую. Правда, конструкты стали заметно устойчивей. Пожалуй, они бы продержались полных два часа. Но в данный момент определённо стоило не восхвалять себя, умную, а проявить свою квалификацию делом.

– Добрый день, Павел Степанович, – сказала она, одновременно делая знак чтецу, чтобы тот прервался, и подавая небольшой медный чайничек. – Вот, глотните воды.

Освежив горло, адмирал почувствовал, что может говорить почти уверенно. Женский голос показался знакомым.

– Доброе утро, Мариэла Захаровна, – отвечал Нахимов, пытаясь проморгаться. Получилось неважно: на знакомый голос наложилось почти незнакомое лицо женщины… деликатно выражаясь, в возрасте.

– Не удивляйтесь, Павел Степанович, – проявила проницательность госпожа лекарь, – я плохо выгляжу, ибо сильно устаю. Ваше ранение очень тяжёлое, да ещё и в меня стреляли…

– Как так?

– Вот так. И себя надо лечить, и к вам придётся прикладывать большие усилия ещё… даже не скажу сколько дней. Наставница мне этого не описала. И заживление черепной кости – само по себе недели три с половиной.

– Как Севастополь? – По мнению Нахимова, это был важнейший вопрос.

– Держится, насколько я знаю.

– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, нападение, которое началось в тот самый день, когда вас ранили, отбито с потерями для неприятеля, – почтительно вставил реплику оказавшийся в дверях (случайно, разумеется) унтер из выздоравливающих.

– Травнев, то, что вы хотите порадовать Павла Степановича добрыми вестями, – это хорошо. Но разрешено ли вам ходить?

– Так точно, Марь Захарна, Тифор Ахмедыч дозволили ещё вчера.

Мариэла кивнула.

– Теперь к вам, Павел Степанович. К сожалению, никаких разрешений подобного рода вы пока что не получите. Особенно же опасны движения головой; также нельзя…

Тяжкие вздохи в список запрещённых движений не входили.

* * *

Обратный рейс гружённого боеприпасами баркаса прошёл в полном молчании. Офицеры не хотели обсуждать важные дела в присутствии нижних чинов, а те помалкивали, не желая вызвать недовольство явно чем-то озабоченного начальства. Но на причале Семаков выразительно (это было заметно даже в тусклом освещении фонаря) глянул на товарищей и произнёс:

– Господа, предлагаю немедля собраться у меня. Надо обсудить задачи на завтра.

Мешков и Неболтай молча последовали за капитаном второго ранга в сторону его квартиры.

Совещание началось с того, что на столе возникла бутылка, три стакана и немудрящая закуска. Всё названное тут же пошло в ход. Для начала налили по полстакана, употребили и закусили. Удивительное дело: все трое остались трезвыми. Посторонний (которого в комнате не было) мог бы подумать, что в бутылке содержалась вода, хотя внимательный чужак сразу бы унюхал несколько необычный для воды запах. Обсуждение началось с первого же стакана.

– Неплоха.

– На мой вкус, рыбка чуть пересолена.

– А мне нравится. В моих краях сигов так солят.

После второго стакана кулинарная тема сделалась менее акцентированной.

– Так что делать будем?

– Я, Владим Николаич, этот хвостик бы подъел. И под него потребил…

– А после хвостика?

Неболтай отставил шутливый тон.

– Господин дракон намерен устроить шорох. Дело доброе. Но надо бы и нам с того пользу поиметь.

– Утопленные корабли – вот и польза.

– Я не их имел в виду, само собой. Тут другое. Их моряки – и сухопутные, ясно дело – должны узнать, за что им такая напасть.

– Да, пока не забыл. Тихон, ты как-то сразу понял мысль Таррота Гарриновича. Поясни и нам, малознающим.

– А чего тут пояснять, и так ясно. Крылатый собирает воду из воздуха, охлаждает, получаются снежинки, он их стискивает в форму этой самой… ну, вы знаете. Держит и добавляет льда, пока не получится полноценная ледяная рыбина. Потом прицеливается и отпускает. Ну, вот только… – Речь хорунжего чуть замедлилась. – Я бы на его месте малость подстегнул эту глыбу, чтоб резвее падала. И пробила, стал-быть, насквозь корабль. Ведь возможно такое?