– Вы мчались сюда вовсе не для того, чтобы спасти меня и мою жену, Сиддел. Совсем наоборот.

Выпрямившись, Сиддел изобразил негодование:

– Как вы можете говорить такой вздор! Конечно, я…

– Вы не могли рисковать, опасаясь, что он обратится в суд, если то тело в коттедже будет найдено. Он расскажет о вас и о тех деньгах, которые выплачивал вам все эти годы за ваше молчание. Вас бы повесили сразу после него.

Лицо Сиддела сделалось смертельно бледным. Он не вы­казал удивления по поводу того, что вся история всплыла наружу. Он перевел взгляд с Данте на гроссбух, на пистолет и сложенный листок бумаги.

– Он оставил объяснение, – сказал Данте, указав на листок. —Думаю, что оно было только что написано, веро­ятно, вчера утром. Подозреваю, что, если бы вы не приеха­ли, он покончил бы с собой и сделал так, чтобы вы последовали за ним в преисподнюю.

Взгляд Сиддела задержался на листке.

– Нет доказательств.

– Признание умирающего считается серьезным дока­зательством. Кроме того, он во многом открылся мне. Ра­зумеется, он не рассказал, как вы побуждали его убить мою жену. Это только в письме.

Сиддел засмеялся:

– Ваши клятвенные свидетельские показания меня меньше всего волнуют.

– При всех моих грехах я не слыву лжецом. Суд пове­рит мне, поскольку я ничего не выигрываю.

Сидцел некоторое время обдумывал сказанное, затем опустил веки.

– Я полагаю, что, если вы что-то выиграете, это изме­нит ситуацию.

Данте оставил реплику без ответа.

– Что вы хотите?

– Я хочу знать, что произошло десять лет назад.

Сиддел уселся поглубже в кресле, продемонстрировав, что он снова берет ситуацию под контроль.

– Фактически тринадцать лет назад. Мой дядя был очень плох. Я был его наследник и ждал его смерти. Представьте мою досаду, когда он позвал меня к своему одру и сообщил, что мне практически ничего не остается. Этот человек унаследовал приличное состояние, но промотал его.

– Да, вы испытали большое разочарование.

– Дьявольское! Однако он сделал предсмертное признание. Он рассказал историю давно минувших дней, ког­да он и Фартингстоун были соучастниками в грехе.

– Он рассказал вам о коттедже. Кто там похоронен?

– Поскольку вы знаете, что там кто-то зарыт… Мой дядя часто приезжал к Фартингстоуну, когда они были много мо­ложе. В этом доме происходили скандальные попойки и оргии. Они приобщили к своим забавам женщину, которая жила в этом коттедже, ухаживая за полоумной сестрой осо­бы, владевшей соседним имением.

Они вдвоем пользовались услугами этой женщины по ночам, когда та идиотка спала. Но однажды они напились до чертиков раньше обычного и решили нанести ей визит, не дожидаясь ночи. Женщина безотказно раздвинула ляж­ки, дело шло к логическому завершению, когда в мансарду поднялась эта идиотка, пытаясь найти свою куклу.

– Вряд ли за это стоило убивать. Даже если бы она по­няла смысл увиденного, никто не поверил бы ее рассказу.

– Но все получилось иначе. Мой дядя был в доску пьян. Эта полоумная ударила его, и тогда он разложил ее на кро­вати и изнасиловал.

Данте обратил внимание на то, насколько бесстрастно рассказывает Сиддел о столь омерзительном преступлении.

– Каким образом она умерла?

Сидцел пожал плечами:

– Она поначалу была смущена, но затем вела себя под дядей послушно и, видимо, получила свою порцию удо­вольствия..Но когда все закончилось и наблюдавший за этим Фартингстоун пожелал сменить дядю, она вдруг взбе­ленилась. Стала кричать, царапаться и драться. Мой дядя пытался заставить ее замолчать, но несколько переста­рался.

Вот что видела Флер через окно, когда пришла поиг­рать со своей подругой в тот вечер. То была не кровь во вре­мя родов, а кровь девственницы на ляжках, а может, и еще какая-то кровь. После этого ее тетя исчезла.

Пережитый ею шок спутал увиденные эпизоды и затем­нил их смысл. Если бы она заговорила об этом сразу, все обстояло бы совершенно иначе. Но ее детское чувство вины не позволяло ей это сделать.

– Через несколько лет были найдены чьи-то кости, и все решили, что это останки той женщины. Не сомнева­юсь, что Фартингстоун всячески поддерживал это предположение, —сказал Данте.

– Он испытал облегчение. Вот что произошло трина­дцать лет назад, – подытожил Сиддел. – Я получил наслед­ство.

– Вы имеете в виду – возможность шантажа.

– Хранить молчание было в интересах женщины, уха­живавшей за полоумной, а также Фартингстоуна. Они тоже замешаны в преступлении. Фартингстоун это понимал. Ког­да я рассказал ему то, что мне открыл дядя, он тут же пред­ложил мне деньги.

– Когда выяснилось, что Флер собирается сносить кот­тедж и готовить фундамент под школу, в ваших интересах было, чтобы этого не случилось. Выплаты Фартингстоуна прекратятся, если он будет разоблачен. Равно как и от Ка­вано, если товарищество по постройке железной дороги преуспеет.

Лицо Сиддела помрачнело.

–Кавано? Я не имею понятия…

– Я знаю все о большом проекте моей жены. Патроны Кавано не желают, чтобы он был успешным, – перебил его Данте. – У вас прискорбная ситуация, Сиддел. Надеюсь, что вы отложили на черный день некоторую сумму, потому что все источники ваших доходов прекратили существова­ние. Как только это письмо будет передано магистрату, ваше положение станет катастрофическим.

Сиддел глумливо усмехнулся:

– Я так не думаю. Когда я ехал сюда, мне пришло в го­лову, что вы можете продолжить платить мне вместо Фар­тингстоуна. Ведь совершенно определенно вы не хотите с помощью этого письма засадить меня в тюрьму.

– У вас нет ничего такого, за что я стал бы вам платить.

– Думаю, что есть. Доброе имя вашего покойного бра­та, например. Да и ваша собственная честь.

Данте внимательно изучал самодовольное и хитрое вы­ражение лица сидевшего перед ним человека. В нем заки­пал гнев. Он постарался обуздать нарастающую ярость.

Ради Флер он решил не поднимать этот вопрос. Его от­ветственность за нее перевесила долг перед покойным.

– Похоже, вы не удивились, – восхитился Сиддел.

– Вы правы.

– А вы умнее, чем я думал.

– Вам следует сесть на своего коня и бежать. Я слы­шал, что в России приятно бывает летом, хотя зимы там дьявольски холодные.

– В Россию? Однако вы умны. Вы все поняли. Это моя неосмотрительная фраза о дуэли вас насторожила? Я тогда подумал, что увидел в ваших глазах не только оскорблен­ное самолюбие.

–Да.

– Я не люблю жить за границей. К тому же подозре­ваю, что и Нэнси не столь очаровательна, как тогда, когда вы, я и многие другие бегали за ней. Я не думаю, что ей вообще нужны молодые люди, которые способны раскопать ее фамильные тайны.