Николь вспыхнула, зардевшись румянцем. Откуда знахарка могла знать?

— И к какой жизни она меня вернула? — услышали они голос Фокса, сухой и надтреснутый.

Гленнит приблизилась к нему и начала поправлять одеяла.

— Все зависит от вас. Какую жизнь вы себе устроите, такой она и будет. У вас есть жена, которая вас любит, и сын, которым можно гордиться, и прекрасная крепость, чтобы управлять. Мне сдается, что вполне достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие любого мужчины.

— Сын?

Гленнит с недоумением посмотрела на Николь.

— Ты ему не сказала? Николь растерялась.

— Мы не разговаривали с тех пор, как он… как я… — Она снова залилась краской, вспомнив, чем только что занималась, оставшись с мужем наедине и поддавшись искушению его прекрасного тела, которому оказалась не в силах противостоять.

— Хм, — буркнула Гленнит. — Понятно, есть дела поважнее. Но теперь настала пора поведать ему историю Саймона.

Николь кивнула и подошла к кровати. Ей и правда было что рассказать ему. Но начать довольно трудно. Она знала, как доставить ему удовольствие, как ублажить его тело, но не представляла, как убедить его в том, что он ей небезразличен, и как объяснить мотивы своих чудовищных поступков.

— Да, у тебя есть сын, — сказала она с глубоким вздохом. — Он не похож на тебя, но я готова поклясться, что он родился после нашего первого совокупления. Порой я узнаю твои черты в линии его подбородка и в манере двигаться. — Она сделала паузу и с шумом вдохнула воздух. Она должна заставить его ей поверить. Должна. В ее глазах блеснули слезы. — Я понимаю, что тебе тяжело представить. Я не могу осуждать тебя за то, что ты сомневаешься в моей искренности, тем более что я столь долго скрывала правду. — В глубине ее души зародился страх, что он никогда не поверит ей и никогда ее не простит. У Николь в горле образовался ком, затруднивший дыхание, и она отчаянно боролась с желанием разрыдаться. — Прости, что я не доверяла тебе, прости, что я не рассказала тебе о Саймоне сразу. Прости меня. Я сожалею.

Ребенок не похож на него. Неудивительно, подумал Фокс. Она опять лжет и пытается выдать за его сына отпрыска другого мужчины, чтобы оправдать в его глазах свое коварство. Ее ложь едва не стоила ему жизни.

Николь снова заговорила. Ее голос стал решителен и настойчив, но Фокс старался ее не слушать, сознавая, что она опять стремится обольстить его и вернуть себе его расположение.

— В первый раз, когда ты пришел и предъявил права на Марбо, я предупредила Мортимера из-за Саймона. Я боялась, что в случае штурма он пострадает. Мне не приходило в голову, что Мортимер выедет тебе навстречу с целой армией. Я полагала, что он отправит в Марбо гонца или в крайнем случае пришлет несколько рыцарей. Я думала, что таким образом Хилари получит возможность спрятать Саймона в надежном месте.

Он слышал, как женщина всхлипнула и вытерла нос, после чего возобновила свое повествование.

— Все время она бережно за ним ухаживала. Растила его как собственного сына. Мне порой даже казалось, что она любит его больше Джоанн, своей дочери. Потому что Саймон очень добрый и славный. Клянусь, что все сложилось бы по-другому, будь у него темные волосы и глаза. С другой стороны, я ничуть не сожалею, что он родился с ангелоподобной внешностью. Его волосики сейчас уже немножко потемнели, а в самом начале были цвета льна, а глаза — такие голубые, что я сразу поняла, что они уже не изменятся. — Она вздохнула. — Мой дорогой сын. Я потеряла два года. — Николь опять исторгла вздох.

В памяти Фокса всплыла недавно виденная сцена. Проходя через комнату в замке Марбо, он видел двух маленьких спящих детей: девочку с рыжеватыми косичками и светловолосого мальчугана. Тогда он еще подумал, что мальчик внешне значительно отличается от других детей де Весси. Но с чего Николь взяла, что он признает двухлетнего малыша с льняными волосами своим сыном? Она, наверное, сошла с ума! Или считает его полным дураком.

— Гленнит! — позвал он. — Подойди сюда. Целительница подошла к кровати.

— Это касается только вас и Николь. Я не желаю вмешиваться, — твердо проговорила Гленнит.

— Нет, я хочу, чтобы ты ответила на некоторые вопросы, — возразил Фокс. Здоровой рукой он сделал ей знак подойти поближе. — Когда два месяца назад я спросил тебя, родила Николь живого или мертвого младенца, ты сказала, что мертвого. Теперь она утверждает, что ребенок живой и, хотя не похож на меня, он мой сын. С какой стати мне ей верить?

— Потому что она сказала правду. Я присутствовала в тот момент, когда малыш появился на свет. Я сама отвезла его в Марбо. Клянусь честью повитухи и целительницы, что говорю сущую правду.

— Но ты не можешь наверняка утверждать, что ребенок от меня, не так ли? — спросил Фокс. — Ты в момент зачатия не присутствовала. Ты не знаешь, может, отослав меня, Мортимер изнасиловал ее. Или, может, после меня прислал к ней другого мужчину.

— Нет, подобного я не могу утверждать. Но я верю Николь.

Фокс возмущенно фыркнул. Возможно, Николь удалось убедить Гленнит, но убедить его она не сможет. Для него ее объяснения стали еще одной ложью, глупым вымыслом, призванным оправдать содеянное предательство. Внезапно он почувствовал смертельную усталость. Он отвернулся и закрыл глаза. Тогда Гленнит поднесла к его губам чашу, и он с готовностью сделал глоток. Ему нужно забыться и забыть, заснуть и проснуться здоровым.

— Так ли необходимо давать ему питье? — спросила с беспокойством Николь, когда заметила, что Гленнит дала Фоксу снотворное. — Если он уснет, сможет ли он проснуться?

— Однажды ты уже вернула его с того света. Уверена, что и в другой раз сумеешь его снова вернуть.

Николь прерывисто вздохнула. Да, она вернула его к жизни, но она не была уверена, что не потеряет его снова.

Рейнар вошел в комнату, где лежал раненый, и метнул в Николь свирепый взгляд, словно собирался вцепиться женщине в горло и вышвырнуть за дверь.

Николь крепко схватила Фокса за руку и умоляюще посмотрела на Гленнит в надежде получить поддержку.

— Так не подобает обращаться со своей госпожой, — промолвила та, обращаясь к Рейнару. — Тем более что только благодаря ее присутствию твой тяжело раненный друг возвратился из царства мертвых. Фоксу, несомненно, стало лучше, но он все еще может умереть. Он должен знать, что Николь здесь, тогда он сможет бороться за жизнь.

— Гм, — буркнул Рейнар. — Может быть, ее присутствие и вселит в него волю к жизни, чтобы в один прекрасный день заставить ее страдать так же сильно, как она заставила страдать его.

— Не стоит так говорить! — приказала Гленнит. — Это касается только их двоих!

— Неужели он поверил вашей небылице, что вы делали черное дело ради его сына? — Рейнар припечатал Николь взглядом, суровым, недружелюбным.

— Довольно! — Карие глаза Гленнит блеснули гневом. И Николь подумала, что, если Рейнар способен осадить ведунью, когда она грозно сверкает глазами, значит, он гораздо храбрее, чем она. — Придержи язык! — бросила Гленнит сердито. — Твое мнение никого не интересует.