Он вскрикнул и проснулся. Стояла ночь, на сундуке у кровати горела свеча. Он уловил в комнате чье-то медленное и ровное дыхание. Николь. Она преследовала его во сне и наяву. Он оживил в памяти воспоминания о ее поцелуях, за которыми всплыли и другие. Тогда он напомнил себе о ее предательстве. Он тяжело вздохнул и уставился на дрожащие тени, отбрасываемые пламенем свечи. Измученный и слабый, он не мог заставить ее уйти. Он издал новый вздох и закрыл глаза.

Николь встала и потянулась, чтобы размять затекшие мышцы. Она спала на полу на тюфяке у постели Фокса. Ночь прошла в непрестанной тревоге. Она то и дело просыпалась и прислушивалась, желая удостовериться, что ее муж все еще дышит. Рано утром, отчаявшись снова уснуть, Николь оттащила тюфяк в сторону и села на скамейку, чтобы продолжать дежурство у постели мужа. На рассвете в комнате появилась Гленнит. Удалив отвратительную припарку из отрубей, она зашила рану Фокса и накрыла ее сверху плесневелым хлебом. Она сказала, что с наступлением ночи они узнают, заживет ли рана. Если жар больного усилится и плечо начнет раздуваться, значит, ее усилия не принесли успеха и рана снова загноилась.

Николь подошла к окну и выглянула наружу, стараясь побороть подступившие к глазам слезы. Солнце еще стояло, низко, едва оторвавшись от линии горизонта и окрашивая небо в розово-золотистые тона. К тому времени, когда оно обойдет небосклон, она будет знать об уготованной ей судьбе: ждет ли ее горе и отчаяние или произойдет чудо и у нее появится надежда и смысл продолжать жить. Если Фокс пойдет на поправку… Если Саймона благополучно довезут до Вэлмара… Ее счастье целиком и полностью зависело от них двоих.

Обработав рану Фокса, Гленнит ушла в деревню ожидать приезда Жильбера и Саймона. Рейнар отправился готовить ратников Вэлмара к ночному наступлению на лагерь Фитцрандольфа. День обещал быть длинным и мучительным. Она должна провести его наедине с Фоксом.

Николь вернулась к постели и, усевшись на скамью, взяла правую руку Фокса в свою. Слава Богу, что он был ранен в левое плечо. Гленнит сказала, что после выздоровления сохранится некоторая ограниченность движений, но по крайней мере на боеспособности правой руки его рана не отразится.

Правда, ей совсем не хотелось, чтобы ему когда-либо снова пришлось воевать или подвергаться опасности. Однако она знала, что для него важно оставаться воином. Способность держать меч составляла неотъемлемую часть его существа, его представления о себе как о мужчине. Поэтому она рада, что, поправившись, он сможет в случае необходимости встать во главе армии.

Сегодня ночью вместо него его рыцарей поведет в атаку Рейнар. В вэлмарском гарнизоне не было ни одного человека, кто не» мечтал бы нанести удар по Фитцрандольфу и его воинству и превратить врага в собачий корм. Николь за вэлмарских ратников не волновалась. Фитцрандольф выбрал путь труса, и его солдаты, несомненно, осуждали его. Николь надеялась, что при первом же удобном случае они его бросят.

Фокс зашевелился, и она протянула руку, чтобы погладить его лицо и успокоить. Гленнит напоила его зельем, чтобы спокойно зашить рану, и теперь, по-видимому, действие снадобья заканчивалось. Она сказала Николь, что та может снова напоить его маковым отваром, но только если ему понадобится. А вообще для раненого лучше обходиться своими силами и оставаться в сознании. Держать кого-либо подолгу в царстве теней чревато опасностями.

Николь содрогнулась. Неужели Фокс в самом деле прошелся по краю гибельной пропасти и стоял на пороге рая? Или же он был совсем в другом месте, которое Гленнит назвала тем светом? Единственное, что имело значение, так это то, что судьба дала ей еще один шанс и муж возвратился к ней.

— О, Фокс, — прошептала она. — Я на все ради тебя готова. Я буду любить тебя всем сердцем. Обещаю.

Он застонал, и его веки дрогнули.

Она наклонилась и поцеловала его сухие губы. На нее пахнуло горьким запахом мака. Фокс был ей бесконечно дорог. Внезапно он пробудился.

— Николь? — Надтреснутый голос Фокса прозвучал слабо. Он открыл глаза. Они все еще были затуманены жаром, а зрачки — расширены и темны. Николь захотелось от радости расплакаться, когда она увидела, что он смотрит на нее. Но тут выражение его лица сменилось на холодное.

— Зачем ты здесь? Чтобы упиться моими муками?

У нее защемило сердце, и она встала, желая отойти прочь, но остановилась и решительно повернулась к нему лицом.

— Я люблю тебя, Фокс. Когда я узнала, что ты тяжело ранен и находишься при смерти, я поняла, что должна находиться у твоей постели. Я спустилась вниз по шахте старого нужника, пролезла по темному вонючему подземному ходу, чтобы убежать из Марбо и примчаться к тебе. Я боялась, что ты умрешь и никогда не узнаешь, что на самом деле я к тебе чувствовала.

— Ты опоздала, — промолвил он. — Когда-то я был готов на все, только бы услышать от тебя слова любви. Но я настрадался достаточно и слишком много терпел от тебя лжи. Я больше не верю ни единому твоему слову.

Она отвернулась. Ее сердце разрывалось от горя.

— Где Саймон? — спросила Николь первым делом, когда Гленнит вошла в комнату.

— По дороге в замок он уснул. Рейнар сейчас поднимается с ним по лестнице. — Гленнит подошла к постели и принялась обследовать больного.

— Как он?

— Гораздо лучше.

Николь тягостно вздохнула. Гленнит смерила ее внимательным взглядом.

— Ты должна бы радоваться, но у тебя совершенно удрученный вид.

— Он не собирается меня прощать. Пытаясь спасти сына, я потеряла человека, которого люблю.

— Дай ему время.

Николь покачала головой.

— Он ненавидит меня и говорит, что никогда не сможет мне верить.

— Он болен и очень страдает. Когда он поправится, то непременно вспомнит, что к тебе чувствовал.

В дверном проеме появился Рейнар со спящим Саймоном на руках. Николь подошла забрать сына.

— Мой сладкий, славный малыш, — пробормотала она.

— Не такой уж он и малыш, — поправил ее Рейнар. — Он оказался довольно тяжелым, когда мы поднялись на верхнюю ступеньку.

— Он вырастет высоким и здоровым мужчиной, как и его отец, — сказала Гленнит.

— Мортимер тоже был рослым, — заметил Рейнар.

— Ты все еще не веришь, что он сын Фокса? — спросила его Николь, забирая сына, и, держа мальчика на руках, присела на скамью.

— Нет. Фокс тоже не поверит, когда его увидит. Николь взглянула на спящего ребенка и вздохнула.

Фокс проснулся, почувствовав, что в постели рядом с ним кто-то лежит. Он протянул руку, ожидая ощутить шелковистую кожу и податливые формы Николь, но с удивлением обнаружил маленькое тельце, притулившееся к его боку подобно щенку. В комнате было еще совсем темно. Слабость не позволяла ему сесть, пришлось довольствоваться изучением своего соседа по кровати на ощупь. Он потрогал шелковые кудри, круглое личико с нежными, как лебяжий пух, щечками, упитанное детское тельце, слегка влажное от пота. Его сын? Так, во всяком случае, утверждает Николь. Но как мог он ей верить? Может, и она сама не знает правды?