При встрече с Гофмайером ему предлагалось сообщить:

«…Мне поручено выкрасть командира ГФП 501. За выполнение задания обещано звание Героя Советского Союза».

9 апреля 1942 года после подготовки Виктора забросили в район станции Дно. Приземлившись, он нашел Гофмайера в деревне Скугры и «порадовал» заданием советской спецслужбы. Тот не рискнул держать рядом с собой будущего «героя» и рекомендовал «перспективного агента Попова» в разведшколу абвера. Замысел контрразведчиков начал воплощаться.

На специальной базе под Ригой Виктор в течение нескольких месяцев обучался ведению «глубинной разведки на территории противника». Проявленное им рвение не осталось незамеченным, вскоре его назначили командиром группы. Ей отводилась особая роль: после высадки в Республике Коми диверсантам предстояло освободить из ГУЛАГа выходцев из республик Прибалтики, оборудовать аэродром и обеспечить прием самолетов с частями вермахта.

В сентябре 1942 года группу в полном составе возвратили в Ригу, в распределительный пункт «Абверштеллеостланд». Три месяца она находилась в готовности для заброски в советский тыл. Виктор воспользовался ситуацией и принялся формировать основу для вербовки кадрового сотрудника, выбор остановил на Николае Дуайте — Юрьеве.

Отец Николая был немцем, а мать — русской и родом из Санкт-Петербурга. На этой почве Виктор сблизился с ним. Под предлогом изучения книги фюрера «Майн Кампф» просил его разъяснять ее положения. При обсуждении высказывал сомнение в идеях нацизма и искусно подогревал недовольство Дуайта тем, что его, полукровку, «истинные арийцы» держат за черную кость. Избранная тактика дала результат. В декабре 1942 года Дуайт сам предложил установить контакт с советской разведкой. Опасаясь провокации, Виктор после долгих «сомнений» принял предложение, но реализовать задуманное им не удалось.

В январе 1943 года группу Попова передали из абвера в Главное управление имперской безопасности (РСХА), в подразделение «Цеппелин-Норд». Им руководил опытный разведчик гауптштурмфюрер СС Мартин Курмис. Находясь в Гатчине, позже в Пскове, Виктор и Николай продолжали заниматься сбором разведданных и поиском выхода на местное подполье и едва не провалились. Девушку, которая, как полагал Виктор, могла иметь отношение к подпольщикам, арестовало гестапо. И тогда он решил использовать свой последний козырь, чтобы подтолкнуть Курмиса к заброске на советскую территорию: рассказать ему о «Леонове». Опытный профессионал, тот мог заподозрить подвох, ибо после четырех месяцев молчания подобное заявление Попова выглядело бы странным, если не сказать больше — подозрительным. Чтобы усыпить бдительность Курмиса, Виктор и Николай разыграли незатейливую комбинацию.

Подходил к концу очередной рабочий день в «Цеппелин-Норд». Штаб постепенно пустел. Курмис задержался в кабинете, занимаясь подготовкой докладной в Берлин. Энергичный стук в дверь оторвал его от этого занятия. В кабинет не вошел, а ворвался инструктор Дуайт — Юрьев и с порога выпалил о будущем исключительно важном источнике информации — «Леонове», в Москве, в наркомате путей сообщения. О нем в только что закончившемся разговоре случайно проговорился Попов.

Опытный разведчик Курмис с полуслова понял, какой перспективный агент находится у него в руках, но, прежде чем доложить в Берлин, вызвал к себе Попова — Бутырина и подверг пристрастному допросу. Информация Дуайта — Юрьева полностью подтвердилась. Более того, Попов признался, что вместе с дядей-«Леоновым» неоднократно бывал в гостях на даче у самого наркома, любимца Сталина — Лазаря Кагановича. В глазах Курмиса все вышесказанное выглядело настоящей информационной бомбой, и потому у него не вызвало подозрений предыдущее молчание Попова. Будущая операция с участием Попова и «Леонова», вырисовывавшаяся в голове Курмиса, в случае успеха могла существенно изменить положение на Восточном фронте. При провале она грозила неминуемой смертью Попову. В завершение беседы-допроса Курмис потребовал, чтобы он письменно подробно изложил все, что касается служебных возможностей «Леонова», взаимоотношений с Кагановичем и системы его охраны.

В общежитие Виктор возвратился глубокой ночью, чувствовал себя как выжатый лимон, без сил рухнул на кровать и тут уснул. Первый шаг в операции, задуманной на Лубянке, был сделан. Теперь ему оставалось запастись терпением и ждать реакции начальников Курмиса. Она последовала на следующий день.

Шифровка Курмиса на Потсдамер-штрассе, 29, где размещалось 6-е управление РСХА (внешняя разведка), вызвала серьезный интерес. Вечером того же дня с предложениями ведущего специалиста по русской агентуре штурмбанфюрера СС Вальтера Курека она легла на стол руководителя «Цеппелина» (разведывательно-диверсионный орган при Главном управлении имперской безопасности Германии) оберштурмбанфюрера СС доктора Гайнца Грефе. Он, рассмотрев их, согласился с мнением Курека о перспективности агента Попова и потребовал немедленно командировать его и Дуайта — Юрьева в Берлин.

Поднятые дежурным среди ночи, они сонно хлопали глазами, настороженно поглядывали на Курмиса и не знали, чего ждать. Он был краток: потребовал от них не быть идиотами, проявить себя с наилучшей стороны и дал сорок минут на сборы. Во втором часу ночи Виктор и Николай выехали на вокзал.

Прифронтовой Псков провожал их перекличкой ночных патрулей и лязгом затворов автоматов. К вокзалу они добрались одновременно с приходом поезда. Паровоз, сердито попыхивая парами, стоял на первом пути. Из тамбуров бледными полосками пробивался свет. На ступеньках свечками застыли кондукторы и, помахивая фонарями, выкрикивали номера вагонов.

Виктор и Николай поднялись в полупустой вагон — на фронте шли затяжные бои, командиры не баловали подчиненных отпусками в фатерлянд — и заняли купе. Сиплый свисток паровоза потонул в грохоте и лязге металла. Под мерный перестук колес Виктор не заметил, как уснул, проснулся поздно. Солнце веселыми зайчиками скакало по стенкам купе. Он выглянул в окно. За ним все напоминало о войне. К вечеру пейзаж изменился, поезд въехал в Восточную Пруссию. По сторонам тянулись расчерченные будто по линейке, ухоженные поля и словно сошедшие с картинок фольварки.

В Берлин они прибыли на следующие сутки. На перроне их встретил худощавый оберштурмфюрер, на вид не больше лет двадцати. При ближайшем рассмотрении курьер для особых поручений из специальной команды Главного управления имперской безопасности Германии Алоиз Гальфе оказался не настолько юн. Под его холодным взглядом Виктор почувствовал себя неуютно. В глазах Гальфе сквозило холодное презрение к провинциалам. Кивнув, он направился к машине. Виктор и Николай последовали за ним.

Заняв места в «опеле», они с живым интересом смотрели по сторонам. Берлин жил мирной жизнью, на улицах мало что напоминало о войне. За городом исчезли последние ее признаки. Перед глазами мелькали благостные сельские пейзажи. Не доезжая до Ораниенбурга, водитель свернул на лесную дорогу. Она серой змейкой запетляла среди соснового бора и закончилась перед высокими металлическими воротами.

В глаза, как в лагере «Цеппелин-Норд», не бросались караульные вышки с часовыми, а слух не оглушал лай сторожевых псов. Густой забор из лип скрывал крепостную стену. Внимательный глаз мог заметить серебристую нить проводов высокого напряжения, идущих поверх парапета, в угловых башнях угадывались искусно замаскированные пулеметные гнезда. Сам замок и примыкающие к нему постройки дышали патриархальной стариной и напоминали загородный пансионат для ветеранов нацистской партии. Глухие хлопки, доносившиеся из подземного тира, где будущие шпионы и диверсанты «вострили себе глаз и набивали руку», нарушали заповедную тишину и напоминали, что здесь находится лагерь особого назначения Главного управления имперской безопасности Германии.