С преступниками на планетах, относящихся к Солярному Доминиону, в вассальных колониях или независимых мирах поступали по-разному. Сажали людей в традиционные тюрьмы или запирали в тюремных виртуалах, стирали им фрагменты личности или лечили фармакологически. Направляли в исправительные лагеря или пересаживали препарированный мозг киборгам. Разница проявлялась везде, где солярный кодекс это позволял.

С законодательством Чужих ван Дорн знакомился при обучении, но понимал не все. Например, во многих кайагооннийских сообществах действовал закон, заставлявший убийцу съедать мозг своей жертвы. Преступник, который на это соглашался, должен был исполнить еще некоторое число ритуальных обрядов, а после его выпускали на свободу.

Но спустя определенное время у преступника наблюдались нарушения психики, наступало раздвоение личности – проявлялась сущность убитого и постепенно перехватывала контроль над телом. Ван Дорн мало что понимал из биологических пояснений – речь там шла о генетической и энзиматической памяти – именно так это называлось…

– Попался! – Он почувствовал, как мягкие теплые ладони закрывают ему глаза. Даже не заметил, когда Сансана оказалась у него за спиной.

– Ты не спишь, малышка? – бессмысленно – поскольку уже стояла позади – спросил он.

– Был у меня странный сон… – Она сделала паузу. – Ты хотел бы заниматься любовью с кем-то, кого потом обезглавишь?

– Что за ерунда… – прервал он ее, поднимаясь с кресла.

– А с кем-то, кто казнил бы тебя, Дамьен? Это так возбуждает.

– Ну ладно, – сказал он спокойно. – Я готов. Рассказывай, что тебе снилось. Кстати, обращаю внимание, что такой разговор стоило бы отложить до вечера, чтобы лечь спать пораньше и, успокоив твои сексуальные фантазии, спокойно уснуть – для того, чтобы на следующий день рассказать…

– Если не хочешь, я вообще могу молчать. Будешь тогда ходить за мной и просить, – подчеркнула она последнее слово, – чтоб я тебе что-нибудь рассказала.

– Я согласен на «что-нибудь», – он вскинул руки в защитном жесте. – Но ни слова о моей работе. Это сложная и ответственная профессия…

– Ты шутишь над этим, – оборвала она удивленно. – Убиваешь людей – и шутишь над этим.

– Вовсе нет, – Дамьену не хотелось в очередной раз повторять уже сказанное. – Я тебе объяснял. У меня нет ни сердца, ни совести. Их изъяли из меня во время учебы. Казни людей и занятия в столярном кружке будоражат мою душу одинаково. Я хуже даже тех убийц, которым рублю головы, поскольку они, по крайней мере, больны психически, у них было трудное детство, они не приспособились к индустриальной цивилизации, а поражения наших войск под Бетельгейзе дополнительно потрясли их тонкую душевную конституцию. А я… что ж, я просто холодно: вжих, вжих…

– Снова. – Она была явно раздражена. – Ты снова это делаешь. Я на тебя не нападала. А ты защищаешься, отвечаешь на то, в чем я тебя не упрекала.

– Ладно, ладно, – сдался он. («Снова поддаешься, старый баран, – мысленно ругал он себя. – Живьем тебя сожрет эта баба, а когда станет проглатывать последний кусок, ты еще и крикнешь из ее желудка: „Приятного аппетита!“».) – Знаешь, пойдем-ка лучше на прогулку. На море. Туч нет, мы наверняка увидим триаду.

– Триаду? Здесь? – обрадовалась она, тут же позабыв о споре. За это он тоже ее любил.

– На севере она появляется чаще, но не так эффектно. Только представь: перламутровое море. Мулета уже медленно спускается к горизонту, кладет на волны золотистую полосу, а обе луны почти одновременно восходят над горизонтом. Сперва сапфировый Темпль[16], а через секунд десять следом за ним идет Крестоносец – поменьше, кроваво-красный. А потом ты заметишь – потому что на архипелаге это видно лучше всего, – как в тот миг, когда Мулета ныряет за край мира, луны начинают расходиться…

– Обожаю, когда ты рассказываешь. – Она крепко обняла его, прижалась.

«Обожаю, когда ты слушаешь», – подумал он и сказал:

– Иди, надень что-нибудь потеплее, после заката будет холодать.

Он проводил ее взглядом.

И как раз тогда услышал шум винтов. Подошел к двери. Шум нарастал, и вскоре из-за деревьев вынырнул стройный силуэт скользуна. Дамьен узнал эмблему одной из наемных контор в порту Барамбо. Скользун чуть притормозил, повернул и мягко осел на землю.

И только теперь Дамьен ван Дорн заметил, что у человека, который ловко перескочил через борт и встал рядом с воздушником, лицо закрыто маской.

* * *

Рэй Маккелли удобно сидел в мягком кресле, размахивая руками. Капюшон виртуала закрывал его лицо, а громкое сопение подсказывало, что полицейский совершает в искусственной реальности действие, которое требует немалых усилий. И правда – капитан Маккелли, человек – сейчас Ооууоооу, синий кит, – атаковал третий подряд корабль адмирала Колумба (что, естественно, противоречило всем китовым обычаям, истории и здравому смыслу. «Человеческому здравому смыслу и китовому здравому смыслу, – возразил бы Маккелли, – но совсем не китовочеловеческому»). Естественно, он то и дело выскакивал над поверхностью, пролетая добрых метров пятьдесят и выбрасывая фонтаны мокрого тумана. («Я кит не для того, чтобы не мог поплеваться водой», – как-то объяснил он Дамьену.) Теперь он уже был достаточно близко к кораблю, чтобы заметить бестолково бегающие по палубе человеческие фигурки. Они даже пытались стрелять по нему из орудий. Он гневно фыркнул и поплыл еще быстрее.

Именно в этот момент синее небо рассеялось, а из черной дыры вынырнула головка ангелочка с толстыми щечками и кудрявыми, золотистыми волосиками. Херувим раскрыл рот и громким, совершенно не подходящим к своей внешности голосом крикнул:

– Шеф! Шеф! У нас проблемы!

Картинка замерла в неподвижности, а потом молниеносно начала исчезать, осыпаясь, словно фреска со стены старого дома, и являя экран коммуникатора. На нем нарисовалось лицо Альгохора, заместителя Маккелли.

Что там? – подумал Маккелли. – Абиш?

Нет, – сразу же успокоил его Альгохор. – Но что-то странное происходит на Шляпе. У них проблемы с Сетью. Какие-то обрывы, блоки, подвисания.

Гроза? Иногда такое случается. В последнее время что-то подобное было и у нас.

Ну да. Но гроза все равно не охватывает весь остров. Ее как будто специально направили на ту оконечность, на которой стоит пансион ван Дорна.

Что у Абиша?

Все еще играет. Из комнаты не выходил. По Сети тоже ни с кем не связывался. Наши постоянно сидят на подслушке.