«Ну, эти вроде пока не опасны…» – автоматически отпечаталось в мозгу.

А быстрый взгляд в сторону тех, кто пытался меня связать, наткнулся на чуть обескураженного, но фактически целого и невредимого противника. Второй лохматый стоял на коленях и тряс головой, шаря по земле в поиске оружия.

Пропустив вяленький удар контуженого противника ногой, делаю взмах ножом.

Мимо…

А противник не так уж и плох…

Опять шаг в сторону – и чуть-чуть не получил в ответ быстрый и хорошо поставленный колющий удар ножом.

Пока мозг пытался осознать происходящее и выработать решение, тело на рефлексах делало своё дело: я снова ушёл с линии атаки и, сокращая дистанцию с противником, нанёс рубящий удар по руке с ножом.

Хук!

Дотянулся!

Броник-то у него есть, но вот руки явно не защищены, и глубокая рана тому доказательство.

Ещё шаг вперёд – и короткий колющий удар в горло. Нож почти не ощутил сопротивления, но я почувствовал, что хорошо попал, поэтому, пройдя мимо падающего противника, подскочил ко второму, который уже почти очухался и наводил на меня ствол своего карабина. Удар ногой по стволу на мгновение опередил выстрел – пуля ушла куда-то в сторону, – а мой нож нашёл незащищённую шею.

Последний противник, так и не поднявшийся с колен, завалился на спину, повернулся на бок и задёргал ногами в предсмертных конвульсиях.

Вроде всё…

Я быстро осмотрел импровизированное поле боя – только трупы…

Неужели всё?

Ага, сейчас!

Пока я тут лежал и танцевал с ножиком, на поле всё полностью поменялось – торки перемешали с землёй все передовые позиции ополчения и силами не менее чем усиленного батальона при поддержке двенадцати танков и восьми бронетранспортёров быстро двигались в нашу сторону, предварительно пропахав несколько проходов с помощью местного аналога системы разминирования типа «Змея Горыныча».

Противник шёл четырьмя компактными группами, каждая из которых, видимо, имела определённую, чётко поставленную задачу, что говорило о тщательной проработке деталей при планировании операции. Прямо на те заросли, где в данный момент пряталась моя скромная персона, двигались три танка и, судя по нашивкам с черепами, около четырёх десятков великолепно экипированных бойцов какого-то нацбатальона, которые, как правило, очень редко участвовали в боях, всё больше развлекаясь в карательных акциях.

Раз они сюда полезли, то руководство мауринцев хочет быть полностью уверенным в исполнительности своих солдат, а то в последнее время мауринские военные – в большинстве своём просто отмобилизованные и ничему не наученные люди – не сильно-то и хотят воевать.

Ой, как интересно…

Я могу быть хоть трижды крутым космическим боевиком, но без высокотехнологических спецсредств в такой ситуации у меня не было никакой возможности отбиться, ну разве что – лихо удрать.

Хотя место, где нас с Орином попытались перехватить, было выбрано с умом – все подходы к нему со стороны прорвавшихся мауринских нациков великолепно просматривались и, конечно, простреливались, так что и шанса просто сделать ноги у меня уже не было…

Очень странно: положение опять фактически безвыходное, а я не испытываю никакого страха, только очередная констатация факта, что попал – и всё.

Эмоций – минимум…

Мозг быстро проанализировал сложившуюся ситуацию, выдал соотношение сил, качественный состав противника и возможные действия. Ни дрожи в коленях, ни спёртого дыхания, ни мыслей о потерянной молодости, ни холодной испарины на лбу…

Ни-че-го!

Пока я какой-то частью мозга пытался осознать, как такое может быть, другая часть, более конструктивная, уже всё просчитала: бежать не могу – сразу подстрелят, сдаваться – тем более не вариант, значит – опять воевать.

Но эта же конструктивная часть выдала и другое: я не боюсь смерти, для себя я фактически уже давно умер, а сейчас просто дохаживаю выделенное высшими силами дополнительное время, а вот мои противники умирать не хотят: вон как по сторонам пялятся и быстро несутся, чтобы пересечь простреливаемое ополченцами пространство, дёргаясь при каждом близком взрыве.

Поэтому – повоюем!

Да и рисунок боя-то существенно изменился: миномётный обстрел, так долго прижимавший нас с погибшим Орином к этому леску, полностью прекратился, и со стороны позиций ополчения явственно слышались глухие хлопки выстрелов крупнокалиберной артиллерии, да и впереди, на территории, контролируемой карателями, уже что-то сильно горело в нескольких местах.

Всполохи новых взрывов говорили о том, что торки не сумели всё предусмотреть и в данный момент получали весьма ощутимую и явно давно запланированную ответку.

Но это там, а у меня на повестке дня было: три танка, чем-то отдалённо напоминающие наши Т-54 более поздних выпусков, два шестиколёсных бронетранспортёра и более сорока очень неплохо экипированных карателей.

Чистенькие такие, суки, вылизанные, прям как с парада. Армейцы же, которые нам противостояли на этом участке фронта, снабжались по остаточному принципу и всегда выглядели как вооружённые босяки.

Значит, что?

А то – про мою душу руководство противника кинуло свою дорогостоящую элиту, в которую были изначально вложены значительные средства мауринских олигархов. Получая совершенно космические – по сравнению с мобилизованным мауринским мясом – гонорары, эти парадные вояки очень не любили умирать и по возможности старались избегать затяжных боёв, где их так называемый «профессионализм» сталкивался со святой ненавистью ополченцев, на землю которых пришли эти звери. Практически всегда – даже когда соотношение сил было примерно два к одному – новомауринцы одерживали победы…

Я тут же подумал про себя: «Вояки неплохие, но умирать не любят. При качественном отпоре обязательно отвалят подальше, несмотря на, наверное, хорошую премию за мою голову…»

Прикинул расстояние – в таком темпе до меня им оставалось шлёпать не более трёх-пяти минут, потом броня остановится перед оврагами, и под артиллерийским прикрытием будет действовать пехота – и, не теряя времени, стал быстро обыскивать трупы противников, подобрав при этом три одноразовых гранатомёта, небольшую кучку ручных гранат и полтора десятка магазинов к имеющимся у всех однотипным штурмовым карабинам.

В подсумке на плече вдруг ожила радиостанция: сначала неожиданно зашипела, а потом разразилась серией искажённых, но вполне разбираемых местных ругательств, что говорило о том, что система подавления радиосвязи либо частично выключена, либо частично уничтожена. Из содержания переговоров на общей волне при множестве известных мне позывных я понял, что торки ВООБЩЕ не сумели подавить артиллерию ополчения, которая заранее – удивительно предусмотрительно! – была выведена на запасные позиции. Теперь прорвавшаяся батальонно-тактическая группа карателей оказалась фактически в огневом мешке, а ещё одна, резервная группа, вышедшая на исходные позиции для завершения прорыва, вообще попала под массированную раздачу и большей частью ярко горела в близлежащих лесах прямо у нас по фронту.