Когда они доходят до конца, заканчивается и их вражда. Больше того, Говард Хоукс согласился стать режиссером нового фильма Хьюза «Лицо со шрамом» с гонораром 25 тысяч долларов.

Никто не знает, о чем они говорили, но, может быть, на решение Хоукса повлияло то, что он победил со счетом 71 против 72 у Хьюза.

Ромейн-стрит, 7000, Лос-Анджелес

Весна 1940 года

В апреле 1983 года Кабби Брокколи предстает перед Верховным судом по расследованию дела покойного Говарда Хьюза.

– Вы встречались с мистером Хьюзом на съемках?

– Да.

– Каково было ваше первое задание?

– Мое первое задание заключалось в том, чтобы посадить прелестную юную леди на поезд до Флагстаффа, штат Аризона.

– Это была Джейн Рассел?

– Да.

В этот момент, как вспоминает Брокколи, «слушатели слегка зашевелились, возможно, из-за зависти».

Сын фермера, который выращивал овощи[190], Альберт Ромоло Брокколи работал в «Лонг-Айленд Каскет Кампани» у своего кузена, продавцом в компании по продаже косметики и чистильщиком украшений в Беверли-Хиллз, перед тем как стал выполнять мелкие поручения на студии «Двадцатый век-Фокс».

Весной 1940 года Говард Хоукс берет его к себе помощником на фильме «Вне закона», продюсером которого выступал его прежний соперник Говард Хьюз. Актеры на главные мужские роли уже подобраны, а на женские – пока нет.

Эту задачу Хьюз берет на себя. «В то время всем было известно, Хьюз у женщин предпочитал грудь другим частям тела», – вспоминает Брокколи.

Хоукс показывает Брокколи фотографию Эрнестины Джейн Джеральдины Рассел, которая в настоящее время работает администратором в педикюрном салоне. Она высокая и красивая, обхват груди 96 см. Хоукс спрашивает Брокколи, что он о ней думает. «По-моему, шикарная», – отвечает он.

Хьюз думает так же и нанимает Джейн Рассел за 50 долларов в неделю. К восторгу Брокколи, в вечер перед тем, как она отправится в свою долгую поездку на поезде во Флагстафф, Аризона, Хьюз просит Кабби ее сопровождать.

– Буду признателен, если ты позаботишься, чтобы в пути у нее было все необходимое, – прибавляет он.

– Конечно, Говард.

– Да… и еще кое-что, Кабби…

– Слушаю?

– Не подпускай к ней никаких типов.

Через две недели съемок Хьюз заявляет, что недоволен первым отснятым материалом: на небе нет облаков. Он говорит Хоуксу, что ему нужны облака, «даже если их придется дожидаться».

Хоуксу некогда ждать – у него есть другие обязательства по съемкам следующего фильма, и он приходит в ярость.

– Тебе явно не нравится, что я делаю. Может, сам будешь снимать? – говорит он и уходит.

Хьюз не возражает, ведь он давно хотел стать режиссером. Но там, где у Хоукса была эмпатия и интуиция, у Хьюза отстранение и перфекционизм. На одну сцену уходит 103 дубля. Съемки, которые должны были уложиться в 6–8 недель, в конечном счете занимают девять месяцев. Кабби Брокколи, теперь уже помощник Говарда Хьюза, не может не замечать, сколько времени проводит режиссер, рассматривая фигуру Джейн Рассел. «Его очень волновал вопрос, как добиться максимального эффекта от грудей Джейн Рассел». Он относился к ним практически как к отдельным звездам. «Мы недостаточно используем грудь Джейн!» – рявкает Хьюз на своего кинооператора.

В одном эпизоде Джейн Рассел, привязанная кожаными ремнями между двух деревьев, извивается, пытаясь освободиться. Хьюз изучает ее через видоискатель и хмурится. Он подзывает Брокколи и жалуется, что бюстгальтер лишает ее грудь естественности: когда она изворачивается, его очертания явно видны под блузкой. Но Джейн отказывается снять белье; она не из таких.

Хьюз не успокаивается.

– На самом деле это простая техническая задачка, – говорит он Брокколи.

Он идет к чертежной доске и приостанавливает съемки до тех пор, пока не придумает лифчик для мисс Рассел[191]. «Он хотел, чтобы выглядело так, как будто на ней совсем нет белья, – вспоминает Рассел. – И, как обычно, Говард был прав. Он сильно опережал свое время».

Хьюз придумывает бюстгальтер на стержнях из изогнутой прокатной стали, которые соединены с бретелями и вшиты в чашечки под грудью. Это позволяет свободно открывать внушительную грудь Джейн Рассел практически в любом объеме. Однако, надев его, она находит конструкцию слишком неудобной. «Я никогда не носила его бюстгальтера, и уж поверьте мне, хоть он и умел конструировать самолеты, но белошвейка из него была никакая. Да, наверно, через несколько лет, при помощи готовой к риску манекенщицы он бы решил проблему, но, к счастью, ему нужно было работать над картиной».

Джейн Рассел прячет новый бюстгальтер под кроватью, надевает свой прежний, закрывает швы салфетками, а бретели стягивает набок. Эта искусная уловка беспокоит ее несчастную костюмершу.

– А вдруг нас уволят? – говорит она.

– Никто же ему не скажет, – отвечает Рассел, надевая блузку.

Актрису снова привязывают к деревьям и дают сигнал, чтобы она начала вырываться. Хьюз долго-долго вглядывается в видоискатель, потом одобряет: «Хорошо». Съемки возобновляются, и Хьюз в восторге от результата.

Но история на этом не заканчивается. Когда голливудский цензор видит законченный фильм, он свирепеет. «Грудь девушки, весьма немалая и объемистая, не прикрыта самым шокирующем образом», – ворчит он и рекомендует сделать 108 отдельных купюр.

Хьюз подает апелляцию. Он мастер рекламы и раскрутки и нанимает математика из Колумбийского университета. С кронциркулем в руке эксперт поочередно проходит мимо увеличенных фотографий ведущих актрис – Бетти Грейбл, Риты Хейворт, Джин Харлоу, Нормы Ширер – и измеряет среднюю долю открытой части бюста, а затем сравнивает с долей открытого бюста Джейн Рассел. Итог в пользу Джейн Рассел. Цензурная комиссия вполне убеждена и соглашается всего на три купюры.

Через три года после начала съемок в Сан-Франциско должна состояться премьера фильма. К тому времени Джейн Рассел уже одна из знаменитейших американских актрис. «Картина, которую не смогли остановить» – говорится на одной афише, а дальше: «Секс без ограничений». На другом рекламном щите вопрос: «Каковы две величайшие причины успеха Джейн Рассел?» и самолет, который в небе над Пасаденой выписывает слова «ВНЕ ЗАКОНА» и два гигантских круга с точками посередине[192].