вдруг остановился и рассмеялся, заметив это. Он чуть не довел меня до слез, потому что на экране я была такой, какой даже не могла мечтать, а в жизни – совсем юной, растерянной девочкой. Понимаешь, в тот день многое изменилось в моей жизни. В ней появился человек, который захотел стать моим отцом, я чувствовала себя счастливой, но вдруг испугалась – а что, если и он видит меня такой же, как тот мальчишка? И просто жалеет.

Тот мальчишка называл себя Робин Гудом, дразнился, что распугает всех принцев и угонит карету-тыкву, если я не пообещаю найти его, когда вырасту. Зачем, не знаю. Я давно забыла о том случае, пока не встретила тебя. А странно то, что теперь ты меня так называешь, и я никак не пойму, что же меня смущает в том воспоминании…

– Ты была в розовой шапке с помпоном, и у тебя уже тогда были длинные светлые кудряшки, нежные щеки и большие глаза. Я сразу тебя заметил. Ты так смотрела на карету, будто верила, что она и впрямь настоящая, и мне ужасно захотелось тебя задеть. Скорее всего, я нес чушь, не помню. Но экран не ошибся, если и была в тот день Золушка на площади, то это ты.

Я изумленно смотрю на Воробышка, положив руки на его широкие плечи.

– Нет, невозможно, – выдыхаю потрясенно.

– Согласен.

– Даня, это, и правда, был… ты?

– Похоже, что да, раз ты исполнила свое обещание и нашла меня.

– Нет, я не верю.

– Если бы мне кто-то сказал еще пару дней назад, что я стану обладателем «Кольца всевластия», и что меня в два счета окольцует девчонка – я бы тоже рассмеялся и не поверил. Для меня это точно было за гранью возможного. Рита?

– Что?

Данил серьезно смотрит на меня.

– Я бы очень хотел, чтобы исполнилось еще одно мое желание.

– Какое?

– Чтоб ты навсегда избавилась от мысли, что можешь разочаровать своих родителей. Я уверен, что этого не случится, даже если ты совершишь десять ошибок, а на одиннадцатой упадешь. Они не перестанут тебя любить. И ты не можешь знать, что люди думают о тебе. Само по себе то, что вы есть друг у друга важнее любого сомнения. Просто не думай, что может быть иначе. Не может, и не будет, слышишь?

Я все еще изумлена и послушно выдыхаю:

– Да.

– Умница. Так что ты там мне обещала в ванной? – Воробышек вновь улыбается, развязывая пояс моего халата и не пряча взгляд. – Мы продолжим?

Он подхватывает меня под попу и поднимает. Дождавшись ответного поцелуя, утаскивает внутрь квартиры, где раздевает и раздевается сам. Раскладывает диван, бросив на него теплый плед и, обнимая, урчит на ухо голодным котом:

– Ромашка, я страшно хочу склонить тебя к кое-чему неприличному, но для этого нам лучше закрыть шторы… Никто ни о чем не узнает, только мы.

По мне, так неприлично все, что касается этого парня. От броской внешности, до смелого предложения. От потемневших синих глаз – совершенно бесстыжих, до тихого с хрипотцой голоса, полного неприкрытого желания.

Он говорит откровенно, прижимает к своему горячему телу, и я загораюсь. Но не от смущения или стыда, а от жара, который разливается под кожей, потому что о стыде рядом с ним забываешь. Обо всем забываешь, когда ладони гладят спину с ласковой жадностью. Спускаются вниз, прогибая меня в талии, а губы целуют грудь, заставляя ее под ними сладко ныть.

Я засматриваюсь на его темную голову, глажу шею и спускаю руки на плечи. Какие красивые у него плечи даже в полумраке спальни. Упругая кожа не дает от нее оторваться, когда я провожу по ним ладонями и в очередной раз замираю на вдохе от смелого проникновения в меня осторожных пальцев. От их движения во мне и сладко-нежного:

– Рита… ты сводишь меня с ума.

Воробышек еще раз перекатывает языком мой возбужденный сосок, прихватывает ореол губами и, отпустив, спускает голову к животу. Проводит ртом по коже, рисует вокруг пупка языком восьмерки, наслаждаясь этими прикосновениями и заставляя меня трепетать под ними. Ласкает между ног пальцами, поднимая бедра выше, а сам опускаясь все ниже. И я уже готова его остановить… Или нет. Не знаю. Сердце бьется, как сумасшедшее, забыв о данном парню обещании…

– Возьмись за изголовье дивана, – слышу хриплое. – Или я привяжу твои руки.

Что? Ох, нет. Он ведь не серьезно?

– Серьезно, Рита, – ладонь с желанием проглаживает низ живота. – Я столько дней тебя хочу, что способен и на это!

Вот в последнем я ни капли не сомневаюсь. Как и в том, что мне понравится. Каждое прикосновение ко мне Воробышка с нашей первой близости было особенным, и если не ему довериться, то никому.

Закрыв глаза, я послушно откидываю руки за голову и почему-то улыбаюсь.

– Агрессор, – выдыхаю шепотом, замирая в дыхании под чувствительным прикосновением ко мне губ, и слышу в ответ ласковое, вслед за ласковым и совершенно неприличным поцелуем:

– Ты еще не знаешь, как я умею умолять. О, нежнейшая Ромашка, пожалуйста…

Закрыты шторы или открыты, мы не можем оторваться друг от друга и занимаемся любовью до раннего вечера, прерываясь на разговоры, негромкий смех и отдых. Узнавая друг друга до конца и доверяясь. Время бежит незаметно, а нам все мало, и уже на вопрос Данила: «Что ты хочешь взамен, Мучительница?», я с улыбкой отвечаю, проводя пальцами по впалому и крепкому животу:

– Твое сердце.

Это смело и, возможно, безрассудно. То ли шутка, а то ли правда. Но мое собственное сердце уже принадлежит ему и когда он целует меня, отводя от лица длинные пряди волос, я верю, что говорю искренне.

Мы возвращаемся домой к моей семье совершенно уставшие и истомленные друг другом. Наверное, счастливые, потому что продолжаем целоваться в машине, в подъезде, и даже на лестничной площадке… Губы вспухли, волосы распущены, а руки Воробышка все время меня обнимают, не отпуская и на шаг, и уже невозможно скрыть очевидное: я совершенно