Далеко мятежникам уйти не удалось – никто из них не знал, что помимо первой линии обороны – патрулей САС, есть еще и вторая. Всю ночь вертолеты летали в паре километров за спинами передней линии обороны холмов, высевая из систем автоматической постановки тысячи и тысячи мин. Тех, кто уцелел при прорыве британской линии обороны, все равно ждала смерть – просто двумя километрами дальше…

28 июня 1996 года.

Лондон, Великобритания.

Клуб офицеров армии и флота

Люди возвращались в покинутый город…

Да, люди возвращались – и уже по расписанию ходило метро, и вагоны его не были полупустыми, и в Сити царила суматоха, и в Кенсингтоне к роскошным виллам все так же причаливали черные, чем-то смахивающие на роскошные яхты «Роллс-Ройсы», но ничего уже не могло быть таким, как прежде. Это сложно описать словами… Наверное, эти изменения мог уловить только коренной лондонец, знающий и любящий этот город. Доброжелательные прежде люди становились раздражительными, агрессивными, в знаменитом лондонском красном даблдеккере[55]кондукторша не говорила больше «Yes, please…», когда продавала билеты, а просто молча таращилась на тебя и быстро отрывала билет. В центральной части Лондона движение во многих местах перекрыли – разбирали завалы, ремонтировали поврежденные дороги – и теперь не проходило и дня, когда в пробке не случалось потасовки между водителями. Власти залечивали раны, затягивали зияющие провалы плотной зеленой сеткой, тяжелые самосвалы, которым дана была зеленая улица, сновали туда-сюда, вывозя строительный мусор…

Но страх не уходил, страху понравилось жить в этом прежде веселом, космополитичном городе, страху понравилось питаться душами людей. Страх маскировался, прятался в темные норы подсознания – но он не уходил. Что-то сломалось, причем навсегда…

Одним из первых вновь открылся «Старый ковер», клуб офицеров армии и флота. Как-то нехорошо армейским офицерам бояться артиллерийского обстрела – тем более что офицеров в городе сейчас заметно прибавилось. С улиц так и не снимали патрули, коммутатор Скотленд-Ярда разрывался от звонков разных психов. Кто-то спешил сообщить, что заминировано здание парламента, кто-то – что на станции метро оставлен подозрительный пакет. Из Белфаста спецрейсом перебросили несколько бригад опытных взрывотехников – местные не справлялись с обрушившейся на них за последние дни сумасшедшей нагрузкой.

Пожилой, похожий на боцмана, седовласый человек вышел из черного, неприметного «Ровера» на углу улицы, кивнув водителю, направился в клуб. По дороге сунул руку во внутренний кармашек – и выругался про себя. Старая вересковая трубка, с которой он не расставался больше тридцати лет, сломалась, когда все подумали, что начался новый обстрел – и телохранитель, сбив его с ног, пригвоздил к земле, закрывая собой. Новую трубку сэр Колин пока не купил – было не до того.

Сэра Джеффри Ровена он обнаружил в отдельном кабинете – тот был в штатском, но нацепил на костюм аж знак креста Королевского Викторианского ордена – маленькую прямоугольную синюю подушечку с бело-красными полосками по бокам. И хотя сэр Колин знал, что его предшественник на посту британской разведки действительно был награжден крестом Королевского Викторианского ордена, от вида этого знака на черной ткани костюма его чуть не вывернуло наизнанку.

Все последние дни сэр Колин был безумно занят. Все шло кувырком, власти в день обстрела фактически не было, многие государственные служащие думали только о том, как смотаться из города. Связи не было никакой, военные подняли в воздух два «Нимрода»[56], чтобы обеспечить хоть какую-то координацию действий. Либеральный премьер-министр – о чем думала Ее Величество, когда назначала его – вместо того, чтобы руководить страной, пытался найти для своей задницы как можно более укромное место, перелетал с базы на базу, срывая голос до хрипоты, требовал себе эскорт из шестнадцати истребителей. Лихорадочно строились лагеря для беженцев – все отели и мотели и сдаваемые внаем комнаты были переполнены. Пытаясь вместе с несколькими другими людьми, в основном военными, собрать расползающуюся под пальцами государственность, сэр Колин с ужасом думал – что будет, если русские всерьез займутся ими. Слишком долго остров жил без войны, ужас прорыва русской эскадры, обстрел города артиллерией был уже позабыт.

Чтобы разобраться с сэром Джеффри, времени совсем не было. Но как только оно появилось, сэр Колин не преминул воспользоваться им и назначил сэру Джеффри встречу. Сэр Джеффри согласился – на удивление легко.

И теперь сэр Колин сидел напротив своего старого друга, наставника и учителя, великого Монаха, и просто смотрел на него. А тот смотрел в меню, придирчиво выбирая блюда на обед, и не обращал на сэра Колина ни малейшего внимания. Рядом с правой рукой сэра Джеффри лежала свернутая газета…

– Интересно, для тебя есть что-то святое?

Монах оторвался от изучения меню, поднял голову…

– Это вместо пожелания доброго здоровья?

– Скорее ты заслуживаешь пожелания гореть в аду…

Сэр Джеффри внезапно отбросил меню, протянул руку через весь стол и буквально притянул сэра Колина к себе, схватив его за галстук. Сэра Колина поразило пламя, горящее в глазах старого разведчика – таким он его никогда не видел.

– А ты думал – как?!! Хочешь остаться чистеньким?! Не получится! Мы все барахтаемся в этой яме с дерьмом, и это наша работа! Кто-то должен пахнуть дерьмом – иначе пахнуть им будут все! И не думай, сукин ты сын, что можно вырубить лес – и не будет щепок.

Сэр Джеффри не говорил – он шипел, подобно змее – и сэру Колину стало страшно. Он внезапно понял, что за человек сидит перед ним. Его сложно даже было назвать человеком. Нет, он не был сумасшедшим в общепринятом понимании этого слова, нет. В этом смысле он был очень даже нормальным. Но шкала его ценностей была искажена настолько, что абсолютно не соотносилась с человеческой. Проработавший в британской секретной службе, наверное, дольше, чем любой другой человек из живущих, сэр Джеффри не просто стал моральным уродом – он переродился, его шкала ценностей перевернулась с ног на голову. Ради того, чтобы начать операцию, он недрогнувшей рукой организовал кровавую бойню прямо в центре столицы собственной страны, он сделал это для того, чтобы вселить в сердца людей страх, который поразительно быстро перерастает в лютую ненависть, если указать на врага. И если это потребуется для того, чтобы создать нужный настрой, он это повторит, и рука его не дрогнет. А самое страшное – что он не одинок, что люди, которые фактически определяют политику страны, поддерживают его. И остановить этих людей – некому.

– Ладно, забудь, – более примирительным тоном произнес сэр Колин. – Почему ты не сказал мне? Я ведь из-за того в основном и психанул, что ты не поставил меня в известность.