вне своей сферы. Он обыкновенно заставлял кого-нибудь из провожавших нас людей переносить себя через реку. Провожатые были горцы, более или менее кретины. Один из них, уставший под ношей, довольно тяжкой, остановился среди реки, присел на выдавшийся камень, и вовсе без злого умысла, воображая, конечно, что он несет мешок кукурузы, оборотил его к себе и опустил прямо в воду. Легко вообразить досаду и гнев нашего путника; он думал, что над ним подшучивают, но кретин, с совершенным добродушием, отвечал на все его ругательства «немик, домпулуй», – ничего сударь, взвалил на себя бремя и с терпением и бессмыслием осла потащил далее. Далее было не лучше; а хуже нельзя было быть, потому что мы и то должны были перепрыгивать с камня на камень или упираться руками и коленями, чтобы вскарабкаться на другой голый утес и только для того, чтобы спуститься с таким же усилием. – Найдя оставленный пастуший шалаш, мы остановились в нем, чтобы сколько-нибудь обогреться.

Наш спутник так обрадовался огню, что, не разуваясь, протянул к нему ноги: сапоги затлелись, скоробились и треснули; другой умел бы обойтись еще и с изорванными сапогами; эти приключения случаются нередко в горах; но он решительно не мог продолжать далее пути; избитый, изорванный, измученный, решился он возвратиться с проводником домой.

Через пять-шесть часов ходьбы достигли мы высот. Дождь переставал на минуту и опять принимался лить пуще прежнего; по временам кое-где на скате горы проявлялось солнышко, придавая ей веселый вид, между тем, как вершина стояла в тумане, грозная и темная, как дух ночи; горные ручьи надувались более и более от дождей и ниспадали водопадами; гром гремел и перекатывался от горы до горы; не было и следа человеческого. Природа была действительно чудесна в своем гневе; но нам было не до восторга; каждый слишком был занят на ту пору собой, потому что один некрепкий и неверный шаг вел неминуемо в беду; было не до природы, не до наблюдений; я едва мог измерить гору, господствующую над Царево-николаевским; было 4000 фут. с лишком высоты. Далее не мог я приняться ни за что и едва доставало сил, чтобы страдать. Говорят, есть люди, которые, упав в кипящий котел, делали наблюдения над теплотой человеческого тела, благо им!

На другой день достигли мы небольшой горной долины, где лепились к скалам несколько домиков; но в каком состоянии были тут люди! Мы не встречали ни одного человека, который бы был не кретин, и решительно ни одного, который не влачил бы у своего горла зоб, доходивший иногда до ужасающей величины; нередко зоб ниспускался тремя-четырьмя этажами и покрывал грудь, заслоняя таким образом всю нижнюю часть лица. Представьте к этому сонную походку кретина, все движения вялые, почти безжизненные, беспорядок волос и одежды, если можно назвать одеждой его лохмотья, а мальчики и девочки, не старее 13 лет, ходят просто нагие; малый рост, бессмыслие в глазах и в разговоре и какое-то ужасное хрипение, причиной которого бывает зоб, и вы составите себе понятие об этих несчастливцах, так мало похожих на людей. Но нигде не поражал меня этот кретинизм так сильно, как в М-е, на Лотру; может быть, потому, что я имел случай видеть его во всех видоизменениях, прожив там несколько времени, или может быть я тогда еще не привык к этому явлению. В М-е он проявляется в ужасающем виде, который не может не потрясти душу человека. Там люди живут совершенно в скотском смешении, брат с сестрой, и еще хуже… там не знают связей крови, не знают святости брака, не имеют понятия о том, что религия, что любовь, что ненависть! Страшно! – Будем надеяться, что валахское правительство обратит свое внимание на распространение кретинизма, и переселением некоторых деревень в Дунайские долины, столь обширные и пустынные, выведет их на путь спасения. Это тем удобнее, что горное народонаселение еще велико, сравнительно с остальным краем Валахии; народ бежал в горы, скрываясь от гонения турок и чумы; но теперь, прибрежные земли безопасны, как и горные, а близость такой реки, как Дунай, даст всю возможность к сбыту сельских произведений, в чем нынче так затруднены жители гор.

От зоба иногда излечиваются переселением из горных мест в долины. Там, где целые деревни, подвержены этой болезни, ребенок обыкновенно приобретает ее по первому году; если же зоб долго не является, то мать ребенка подвергается насмешкам чужих и упреку своих; нередко это служит предлогом к разводу между мужем и женой, как свидетельство неверности первой.

Полная луна сильно беспокоила меня. Ее упоительный, мягкий, очаровывающий свет, из-под влияния которого казалось бы не вышел, действует если не всегда пагубно, то всегда раздражительно, и не на одни органические тела. В городах не замечаешь действия лунных лучей. Мало ль от чего не спится, и голова, воспламененная днем, жжет подушку в течение ночи: там деятельность поглощает всего человека; но в балагане, в тесном обществе с природой, и только с ней одной, невольно следишь за всеми капризами своей жизненной спутницы и часто терпишь от них, подчас сетуешь на этот союз, который воспевали старые, воспевают и новые поэты, но уже не с таким восторгом, как бы не совсем доверяя ему. Нынче кажется нельзя сомневаться, что влияние луны простирается не только на области морей, но и на землю: там оно было замечено прежде, потому что обнаруживалось ощутительней, но едва ли его влияние не так же сильно и на земле, только проявляется не в столь видимых формах. Изменение погоды, состояние здоровья больных во время полнолуния не доказывают ли деятельное участие его сколько на внешнюю, столько и на внутреннюю сторону природы.

Бродя в продолжение длинных, бессонных лунных ночей вокруг своего балагана, я не мог не приметить, при совершенной тишине в воздухе, какого-то судорожного движения некоторых предметов. В небольшой речке, протекавшей у самого балагана, была заметна суматоха между рыбами; вздрагивание некоторых растений обнаруживалось ясно и нельзя было это приписать обмену их семенной пыли, – от которого они иногда дрожат, как бы ощущая чувственный восторг, потому что пора их любви уже прошла[37]. Сурки беспокойно перебегали от норы к норе, не оставаясь долго на одном месте. Сон окружающих меня людей был видимо тревожен, а иные вовсе не спали; многие были с зобами и храпение их было действительно страшно в эту пору. Во время полнолуния эти люди представляют из себя олицетворенное страдание; некоторые стараются тогда вовсе не спать ночью, потому что такой сон расслабляет больше бессонницы. Действительно, есть