Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оркестр заканчивал играть Цыганку, а Артем был весь во власти своих мыслей о новом для себя деле: веб дизайне, о котором ему говорил Ален. Неужели он, выпускник МГУ, профессионально знающий графические компьютерные программы не сможет овладеть этой, оказывается, востребованной здесь, специальностью? Он никогда такого раньше не делал. Тетка из туристического агентства для русских тоже ему, кстати, говорила о новом "сайте" для агентства, спрашивала его, может ли он его сделать? Он пока не мог… но надо было пообещать. Вот он дурак! Ладно, вот приедут они из Барселоны… и тогда он потратит на это дело пару недель. Должно получиться, другие-то делают, и он сможет. Артем не знал, что русская хозяйка агенства уже нашла другого парня, который уже даже начал делать несложный скромный "сайт". Он всегда опаздывал, не привык суетиться, но в 46 лет можно ли было переделать свой характер?
На сцене появились оба солиста, концерт закончился и публика стоя аплодировала, Артем тоже встал, в глубине души радуясь, что сейчас можно будет ехать домой. На улице, как и ожидалось, Марк стал тянуть их в ресторан, но Артем отказался, мол, Асе завтра в школу… Действительно пора было домой, хотя если бы не Ася и не вопрос денег, он бы с удовольствием выпил с Марком. С ним приятно было пить: Марк шумный, остроумный, оживляющий своим присутствием любое общество. Артем начал думать о том, что Ася сейчас ляжет спать, а он сядет за компьютер, откроет бутылку недорогого красного вина и будет пить один. У него уже давно установилась такая привычка. А что,… кто мог его осудить? Никто, только он сам: иногда, все чаще, ему действительно приходило в голову, что хватит бухать, надо что-то делать, но пока не получалось… Вино здесь было такое дешевое, что можно было даже и не думать о количестве выпитых бутылок.
Егор
С первыми звуками музыки французские знакомые Егора затихли, он перестал замечать их присутствие рядом, и у него сразу прошло искусственное оживление человека, который слишком громко говорит на иностранном языке, стараясь показаться светским, раскованным и учтивым. В программе были Глинка и Мусоргский и Егор сразу узнал эти произведения, он, оказывается, их много раз слышал, то ли в детстве, когда у бабушки в Ростове вечно была включена радиотрансляция, то ли они звучали в каких-то фильмах. Оперу Руслан и Людмила он никогда не слышал, хотя поэму читал, и саму историю знал с детства. Подробности он не помнил, и представлял теперь всю фабулу упрощенно, кусками: колдун-Черномор… бой Руслана с головой… Ну, он-то хоть на таком уровне знал, а французы вокруг никогда сказку не читали, и ничего не понимали… Егору стало приятно. Ночь на лысой горе он даже когда-то видел в исполнении ансамбля Игоря Моисеева: прекрасная хореография, по тем временам смелая: ведьмы и прочая нечисть сношались прямо на сцене, создавая у публики странное невиданное ощущение дозволенной, художественной порнографии. В антракте Егор вышел на улицу и немедленно закурил, немного отойдя от входа. По-французски разговаривать уже не хотелось, и он был рад постоять один. У него даже мелькнула мысль уехать, не ходить на второе отделение, но можно было только представить себе, что о нем подумают французы. С одной стороны… черт с ними, он их больше никогда в жизни не увидит, но… поступать так все равно не хотелось. Равель не затрагивал, неудержимо потянуло в сон. Дома с Лорой, с которой он в последнее время ходил на концерты симфонической музыки, у него тоже так было, и он позволял себе ненадолго отключаться, но сейчас… это было бы недопустимо. Егор не был уверен, что эти его французские знакомые были такими уж знатоками. Вряд ли, они, скорее всего, просто не пропускали ни одного концерта или спектакля, сознавая свою принадлежность к местной культурной элите. Хотя, кто их знает… Люди сидели не шевелясь, никто не переговаривался. Егор не разбирался ни в живописи, ни в музыке… ему было трудно поверить, что люди действительно слушают, а не делают вид, что слушают, а на самом деле рассматривают как одеты музыканты, следят за движениями лощеного дирижера. Сам он ловил себя на том, что он не столь слушает, сколь смотрит: вот пианист наклоняется к роялю и закусывает губу, а скрипач играет практически с закрытыми глазами, время от времени неприятно дергая головой… он видел публику, детали одежды, смотрел вниз и видел у кого какие ботинки, смотрел вверх и видел люстру. По бокам сцены были выставлены микрофоны, несколько висели над сценой: «Интересно, зачем звук усиливать? А так было бы неслышно?» – Егор думал о посторонних вещах, музыка была для него просто фоном.
Закончилось все неожиданно: все стояли и хлопали, музыканты раскланивались, и им дарили цветы. «Красиво! Хорошо, что я пошел… нельзя опускаться.» – Егор знал, что он будет вспоминать об этом концерте в Биаррице, куда он может быть никогда в жизни больше не попадет. Оркестр ушел со сцены и все потянулись к выходу. На улице, французы стали приглашать его в ресторан "boire un coup…", но Егор отказался. Захотелось оказаться одному. Еще несколько минут светского общения с милыми людьми, благодарности, взаимные приглашения и все… он уже шел к своей машине, раскуривая сигарету.
В толпе он увидел попутчиков со вчерашнего рейса: тут и пожилой дядечка был, и мужик с девочкой. «Вот, "наши" молодцы! Неправда, что русские только в магазинах и ресторанах» – Егору стало приятно, что и он оказался на концерте. Сел в машину он посмотрел на часы: было всего пол-десятого. Надо что-нибудь поесть, вернуться в гостиницу, забрать на рецепции вещи и ехать на станцию. Теперь он и сам не мог понять, зачем он затеял все эти проволочки: Биарриц, поездка
