— Просто назови свое имя и покажи номер, — шепнул Блюм ей в ухо. — И не смотри ему в глаза. Опусти голову. Все будет хорошо.

Она храбро кивнула. Но Блюм чувствовал, как ей страшно.

Первым шел Мендль. Он назвал свое имя и номер. Охранник пропустил его. Затем Лео. Следующим шел Блюм, но он пропустил Лизу вперед.

— Блюм, — пробормотала Лиза низким голосом, протягивая руку.

— А390207, — считал охранник. Лиза смотрела в пол.

Блюм не спускал глаз с люгера на поясе охранника. Если тот остановит Лизу, все будет кончено. Натан набросится на него, их убьют в ту же секунду, нет сомнений. Но он не позволит захватить их и пытать. Он не уйдет без боя.

— Следующий.

Лиза прошла вперед.

— Мирек. А22327, — произнес Блюм.

— Мирек. А22327… — повторил охранник и перевел взгляд на следующего.

У них получилось. Их бригада уже забиралась в грузовик. Блюм тронул Лизу за плечо. Все шло по плану. Им предстояло только отработать пару часов и дождаться атаки. Начнется стрельба из автоматов, и будут взрываться гранаты, вокруг воцарится хаос — дым, крик, беготня. Им надо будет совершить последний рывок: воспользовавшись суматохой, покинуть стройку и добежать до реки. Вчетвером сделать это будет сложнее, но, если понадобится, Блюм обезвредит охранника. Это, конечно, очень рискованно. Но самое трудное они уже преодолели. Блюм пробрался в лагерь, отыскал Мендля, и даже Лизу. Он был уверен в успехе. Сердцем чувствовал. Через несколько часов приземлится самолет, и они будут на пути в Лондон. А потом в Америку. Ему вспомнилась история об Орфее, который возвращает Эвридику в мир живых. Только на этот раз это сделает он. Блюм вспомнил и напутствие Аида: «Что бы ни случилось, не оглядывайся».

Еще несколько мгновений.

В кузов первого грузовика уместилась половина их бригады. Остальных направили к соседнему грузовику. Заключенные уже начали по одному забираться внутрь, охранники покрикивали: «Schnell! Schnell!»

Они подошли совсем близко к машине. Блюм волновался. Охранник подталкивал каждого, подходившего к кузову. Настала их очередь. Лео поставил ногу на ступеньку и запрыгнул внутрь. Потом помог Альфреду. Он повернулся и подал руку профессору, который неловко поднял ногу, и, взяв Лео за руку, подтянулся в кузов. Он на мгновение встретился взглядом с Блюмом, как бы говоря: пока все идет нормально. Блюм прошептал Лизе на ухо:

— Я тебе помогу. Мы почти у цели. Надо только…

Охранник выставил перед ними руку: «Alt!»

В следующий момент зажглись прожектора, залив все вокруг ослепительным светом. Блюм заслонил глаза. Из темноты, щеря оскаленные морды, лаяли собаки. Оглушительно завыла сирена.

Что, черт побери, происходит?

К ужасу Блюма, из-за кузова грузовика показался заместитель начальника лагеря, проводивший с утра проверку. Следом шел абверовский полковник, сжимавший в руке люгер.

Как они тут оказались? Что, черт возьми, пошло не так?

Кто-то схватил его за плечи и крикнул: «Эти четверо!»

Стоявший перед ним полковник с горящими глазами произнес по-английски:

— А вот и наш охотник за трюфелями. А кто же у нас главный приз?

— Герр профессор, — поприветствовал Альфреда замначальника лагеря.

В этот момент Блюм понял: всему конец. Его заданию. Мендлю. Лизе. Все потеряно. В порыве отчаяния он рванулся к пистолету полковника. Он понимал, что попытка тщетна. В следующую секунду автоматная очередь разорвет его в клочья. Он знал, что это будет стоить Лизе жизни. И это его вина, хотя он изо всех сил пытался ее спасти. Блюм дотянулся до пистолета, думая только о том, что не уйдет без борьбы. Но тут его ударили по голове чем-то тяжелым. Колени подогнулись, и Блюм рухнул на землю.

К нему подбежала Лиза. Она звала его по имени и попыталась прикрыть своим телом.

— Лиза, не надо, не надо… — умолял Блюм. Он смотрел на сестру, и ему было так горько от того, что он ее подвел. Подвел всех.

— А! Наша пропавшая кларнетистка! — произнес лагеркоммандант. Шапочка слетела с головы Лизы, когда она бросилась к Натану. — Можете не сомневаться, ваши коллеги достойно проводят вас на виселицу. — Он кивнул, и охранник ударил ее прикладом по голове. Охнув, Лиза осела на землю.

— Лиза! Нет! Пожалуйста! — потянулся к ней Натан.

— Посмотрим, кто тут у нас, — сказал начальник. Охранник вытолкнул из грузовика Лео.

— Прости, мой мальчик, — пробормотал Мендль, пока другой охранник тащил его самого.

— Альфред! — Лео вырвался и побежал к профессору, но тоже получил прикладом по голове и рухнул, как подкошенный.

Блюма подняли на ноги и вытащили на яркий свет.

— Отпустите ее, — просил Блюм, не различая перед собой лиц. — Вы взяли меня. Пожалуйста, отпустите ее.

Что-то твердое и тяжелое опустилось ему на затылок, и темнота поглотила все вокруг.

Глава 65

— В далеком краю, — читала Грета лежавшему на койке больному. Он глядел в потолок и вряд ли слышал ее. — Сквозь туманную дымку можно увидеть образ красоты…

Она приходила в лазарет и большую часть дня читала пациентам. Сегодня, после того, что сделал с ней Курт, она не могла заставить себя вернуться домой. Как бы ни было тяжело видеть угасавших, обезображенных, истощенных до дистрофии людей, умиравших у нее на глазах, это было одно из немногих мест, где она чувствовала себя полезной. И вновь начинала верить в жизнь. Ради того, чтобы увидеть тень улыбки или движение ресниц человека, находившегося на пороге смерти. Его душа уже была свободна. Ей не разрешалось ухаживать за больными, так как у нее не было сестринского образования. Да и Курт настаивал, что дотрагиваться до евреев и, что еще хуже, помогать им выздороветь для жены заместителя начальника лагеря было совершенно неприемлемым. Вот она и делала, что могла.

Грета утешала умирающих, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Покидая этот мир, каждый человек хочет, чтобы кто-то держал его за руку и сидел у его постели. Однажды она совершила поступок, который карался смертной казнью: пронесла сульфаниламид для пациента с гангреной. В другой раз, когда юная заключенная, ухаживавшая за больными в лазарете, родила ребенка, умудрившись сохранить свою беременность в тайне, Грета забрала младенца и с помощью своей горничной Гедды вынесла его из лагеря. Курт, разумеется, считал, что и мать, и ее ребенок должны быть казнены, так как лагерь — не детский сад, а еврейские дети не стоят того, чтобы тратить молоко на их вскармливание. Грета благодарила Бога, что хоть и не принесла в этот мир новую жизнь, но смогла сохранить ее кому-то другому.

Одну против всех загубленных.