«Ты ли это, последняя из Янамари, последняя из рода Ияри?» – подслеповато щурилось помутневшее от времени зеркало.

– Это – я, – не слишком уверенно шепнула Джона, пристально вглядываясь в свое отражение.

Разве эти глаза видели, как падает на эшафот голова Лэрдена Гарби? Неужели эти губы касались губ Аластара Эска? Быть не может, чтобы пальцы Вилдайра Эмриса расплетали эти косы… Было или не было? Или время застыло каменной древней смолой, заключив в сердцевине шурианку навеки?

– Ты б поела, прежде чем рядиться в старые платья, – проворчал Джэйфф Элир, возникший за спиной так внезапно, словно с потолка упал.

Конечно же, он, пока не излазил весь дом от чердака до подпола, не успокоился, точно пьяница, дорвавшийся наконец-то до заветных бочонков. Везде сунул нос, как сделал бы любой шуриа, не равнодушный к тайной жизни вещей.

– В груди располнела, это есть, а в остальном стройна по-девичьи, – критически оценил стрелок соплеменницу. – Как на тебя Эск запал с такой тощей задницей, ума не приложу?

– А-с-шшш! Не твое дело, – уже почти беззлобно огрызнулась Джона.

Если бы не бывший рилиндар с его казарменным грубиянством, то блуждать ей в мирах призрачных, зазеркальных, а оттуда и до настоящего безумия рукой подать. Так что пусть болтает, а заодно напоминает Джойане про то, что на дворе двадцать первый год независимости Файриста, в Янамари – то ли революция, то ли мятеж, а Предвечный воплотился в Хереварда Оро.

И совсем не время Джоне питать себя умиротворяющим спокойствием старинной мебели, изящных безделушек и старомодных нарядов, потому что она по-змеиному, всей ставшей невероятно чувствительной кожей чует, как мелко-мелко вздрагивает под ногами земля Янамари. От поступи Хереварда-Предвечного, не иначе. Так степные гадюки ощущают далекий бег лошадиного табуна и вовремя убираются с дороги. Шуриа внимательно прислушивалась к Тонкому миру духов, стараясь не пропустить первые признаки опасности, потому что знала так же точно, как день своего рождения, что Предвечный прицельно охотится именно на нее, на самого своего ближнего и самого слабого врага.

И если суждено всему в жизни Джоны повторяться раз в сорок лет, то отчего бы синтафцам снова не явиться по душу опасной шурианки, с поправкой лишь на то, что первый раз за Джоной пришли слуги Эсмонд-Круга, а нынче – простые драгуны? Но сорок лет назад рядом не было ролфийки и шурианского головореза, которым только и надо, что пострелять в живые мишени.

Сидеть в Шармейне дольше недели никто не собирался и не планировал, а чтобы добраться хотя бы в Дэйнл, требовались лошади и оружие, попристойнее древнючих здешних мушкетов, которыми снабдили их сторожихи.

Пришлось очень кстати разбойничье прошлое Джэйффа, знающего, как устроить ловушку на конных и вооруженных людей, при столь убогом арсенале, который имелся у защитников Джойаны. Традиционная ролфийская кровожадность Грэйн тоже на пользу общему делу пошла. Сытая, мытая и согревшаяся капитанша так вдохновенно резала глотки раненым синтафцам, что даже невозмутимый Элир смутился.

– Кто тебя так разозлил, моя эрна?

– Живоглот, вестимо.

Настроение у Грэйн было не лучше, чем погода, то бишь неустойчивое донельзя.

– Опасно тебя гневить.

– А-ррр!

Когда под ногами чавкает непролазная грязь, а с неба без остановки сочится ледяная вода, то не только зарычишь от досады, но и залаешь.

– Убираться нам нужно отсюда. Не сегодня, так завтра здесь будет Херевард с веревочной петлей, – сказала Джона, поглядев на своих соратников, ведущих в поводу забрызганных кровью лошадей. – Не хочу, чтобы от моего прекрасного Шармейна остались руины.

Слово «мой» далось шуриа с трудом. Потому что Жасминовая Долина принадлежала теперь кому-то другому – то ли Рамману, то ли Янамарской республике. Что, в общем-то, не имело уже никакого значения в новой… другой жизни Джойаны. Той, которая по традиции начиналась со щербатых ступеней старинного дома, но вела в иную сторону. На север, за море. В конечном итоге.

Страх был повсюду. Он сочился с улицы сквозь неплотно прикрытые шторы, оседал туманом на стеклах и зеркалах, чадил коптящей лампой, шелестел мышиными лапками за обоями, свисал паутиной в углу, прятался в потускневшей позолоте парадной сабли. Страх замирал тревожными шепотками за спиной и косился чужими жадными взглядами. Нет, они не смотрели в глаза шефу Канцелярии и не обнажали клыков – все эти Гончие, безошибочно чуявшие кровь. Они ждали приказа, лишь изредка позволяя себе нетерпеливо тронуть ноздрями сладкий запах испуганной дичи. Его, Рэналда Конри, запах!

От него так разило ужасом и предательством, что лорд-секретарь и сам морщил нос в отвращении, покуда не понял – это же его собственный страх. Не понимал другого – как такое могло произойти с ним, осторожным и хитрым, с ним, умевшим ходить по самому краю лучше иного кота.

Морайг недаром прозывают Неверной. Серебряная Луна оставила его внезапно, не утруждая себя объяснением, просто отступила в сторону и отвернулась, изгоняя Рэналда Конри из своей Своры. Это случилось… утром. Да, утром следующего дня после того, как корабли эскадры Вилдайра Эмриса покинули рейд базы на Глэйсэйте и взяли курс на материк. Священный Князь отплыл, прихватив своих женщин, дабы заняться достойным делом – сражаться. То ли с диллайн, то ли с самим Предвечным, то ли с Эском за компанию. Так скоро уплыл, будто только и ждал известий о начале войны в Янамари. Не убоялся ни зимнего бурного моря, ни грозных знамений, ни штормов и буранов. Уплыл! Вот так взял и уплыл, оставив страну без правителя, обезглавив Ролэнси. Ведь не считать же достойной заменой пугливую свору министров из Верховного Кабинета да Одержимого Апэйна, этого поганого смеска, которому Вилдайр доверил столь многое… А может, и не Вилдайр, а княгиня Вигдэйн? Какая теперь разница, впрочем…

– Я не позволю им, – пробормотал лорд-секретарь, чутко поводя ухом на еле слышное позвякивание и скрип кожи за дверью. Караул сменился, должно быть. Апэйн сменил! Вигдэйн дала ему полномочия, и совиный ублюдок тотчас вместо Эрэйнского полка разместил в здании Генерального штаба гвардейцев из Кармэлского Победоносного. И не придерешься, и не отменишь этот приказ, вот в чем подлость! Полудиллайнский выродок поймал в западню волка-Конри… А может, уже и не волка? А может, еще не поймал?

Стараясь смыть эту проклятую неуверенность, липкий ужас от задуманного, он намочил рукава рубашки и разлил воду из кувшина, а потом – надолго прикипел взглядом к зеркалу, пытаясь разглядеть перемены. Нет, ничего. А кто это смотрит ему через плечо?!

Пару мгновений, не дольше, Морайг смотрела ему в глаза, отразившись в зеркале, а потом усмехнулась, брезгливо скривив губы. И отвернулась, растаяла, будто мысли его прочитала – и отвергла негодного пса, разве что сапогом не наподдала напоследок…

– Я обойдусь без Тебя, Неверная, – буркнул Конри, зная, что богиня слышит. – Вот увидишь. У меня есть все, что нужно для победы. Вилдайр уплыл, и даже Ты не ведаешь, вернется ли он! Он уплыл, но я здесь. И я не позволю Вилдайровым шавкам затравить меня. Пусть я – псина, но я зубастая псина, Морайг. У меня есть безземельные и этот ублюдочный щенок, отродье и Вилдайра, и Кинэйда. Как странно сходятся пути крови!