ума и, чтобы как-то продержаться, ударяюсь в спорт.

Забиваю каждую свободную минуточку силовыми нагрузками, вечерами выматываюсь на домашней беговой дорожке до состояния полутрупа. После душа падаю в кровать и только в этих условиях ненадолго вырубаюсь.

В таком режиме и существую. Терпимо, кажется.

День за днем усиливаю нагрузку. Но это ничего, это мелочи.

Возникает проблема: тренер не разрешает заниматься в зале больше шести часов в неделю, несет какую-то чушь про восстановление мышц и так далее. И я решаю ее — записываюсь в еще один зал. Чтобы убивать себя дальше.

***

В середине мая подруги силком вывозят меня на побережье Индии, где снимают виллу. Я не очень-то хочу ехать, но с другой стороны — серое питерское небо за зиму тоже опостылело. Честно говоря, мне просто все равно, где находиться и что делать, поэтому соглашаюсь.

Депрессивная питерская погода усиливала апатию, и в Индии мне сразу становится полегче. Насыщенные витамином D лучи солнышка бережно греют бледную кожу. Фрукты восполняют дефицит витаминов. Это все я говорю маме, чтобы она не нервничала.

Я в порядке, правда. В норме.

Внимание противоположного пола раздражает и вызывает тошноту, но это, наверное, временно. Слишком мало прошло времени. Каких-то два месяца.

Именно здесь, в Индии, я как-то внезапно обнаруживаю свою душу. Буквально чувствую ее внутри себя как нечто эфемерное, но при этом — мощное. И из-за всей этой мощности я скучаю по Демьяну и по нам с ним каждую минуту.

***

Чуть позже, когда я буду обдумывать случившееся, я приду к выводу, что оно было неизбежно. В тот день я этого не понимала и понимать не хотела.

Веселилась за завтраком, гонялась за детишками подруг, отвечала остроумно на предложение завести своих малышей.

— Конечно. Как только встречу достойного парня, сразу же!

Подруги были уверены на сто процентов, что у меня все замечательно.

Я же вернулась в номер и истерила как дурная, потому что его не было рядом, потому что я скучала и хотела быть с ним. И потому что никто на свете не понимал меня так, как он. Никто не чувствовал. Не дарил радость и удовольствие. Я злилась на себя, что, сама того не желая, так сильно влюбилась — впустила в сердце, под кожу, впитала и приняла. Злость — чувство крайне неприятное, оно ломало меня.

Я приняла душ, рассмотрела свое тело и вспомнила наш секс. Его прикосновения и поцелуи. Его взгляды, его шепот. Проникновение, которое каждый раз было ошеломительным и желанным.

Счастье прошлых месяцев навалилось и размазало, я как-то вмиг ослабела, рухнула на прохладный кафель ванной, ушиблась. Обняла колени и горько расплакалась.

— Демьян, Дёма, ну боже мой.

Бок тянуло, но я не обратила на это внимание. Руку кусала и скулила.

Я была в горе и каком-то бесконечном отчаянии и в момент срыва самой себе призналась: не справляюсь. Я не справляюсь без него, потому что я не хочу без него справляться.

Я его люблю. Люблю, кажется, с детства. С возрастом это чувство постоянно менялось, становясь то сильнее, то осторожнее, но оно всегда внутри теплилось. Демьян Баженов одним своим присутствием врывался в самое сердце. Я знала, вместе нам не быть, — где он, и где я, — и строила свою жизнь. Просто я оказалась не готова к тому, что быть с ним — настолько потрясающе.

Я рыдала и захлебывалась. Я ненавидела себя за слабость и мысленно умоляла его вернуться.

Потом привела себя в порядок и убилась на беговой дорожке. Приседала со штангой до дрожи в ногах. Был конец цикла, месячные должны были прийти со дня на день. Организм почему-то дал сбой, а может, это такая особенность, которая, как позже пояснил врач, вариант нормы. После овуляции из фолликула рядом с правым яичником у меня образовалось не желтое тело, необходимое для развития эмбриона в случае зачатия, а большая киста. Нежелательны были нагрузки, а нагрузки такого масштаба — строго запрещены. Но я как обычно довела себя до черноты в глазах. Полюбовалась на зад, ставший упругим, как у фитнес-модели, на косые мышцы пресса.

Подруги осыпали комплиментами, когда я пришла к бассейну и устроилась на лежаке. Мы что-то пили, болтали и смеялись. Жара стояла адская, но мне этого и хотелось — распариться и чувствовать телом, а не душой.

Разогревшись на солнце, я подошла к бортику бассейна и нырнула в холодную воду. В эту секунду что-то случилось, боль в боку вдруг из тянущей стала резкой, словно кто-то всадил под ребра нож.

Затошнило, тело обмякло, я хлебнула воды и погрузилась на дно.

Когда меня достали, я от боли не могла разогнуться. Решила, что защемило нерв и, сцепив зубы, успокоила друзей. Наелась обезболивающих и прилегла в комнате.

Проснулась ночью от того, что действие таблеток закончилось, а боль вновь скрутила. Я задохнулась от нее, на лбу выступила испарина. Тошнота и слабость обнесли голову, и я не смогла сесть.

Допрыгалась.

Настраивалась не меньше минуты, после чего кое-как дотянулась до мобильника и позвонила подруге.

— Марин, мне нужен врач, — прошептала. — Кажется, я умру сейчас.

Глава 47

От наркоза я отхожу медленно. Сны тяжелые, мрачные. Что именно снится — не помню, но каждый раз, погружаясь в забытье, я чего-то пугаюсь и норовлю очнуться. Пробуждаюсь неизменно в слезах. Помню только детский плач, который продирает до костей, преследует и в ушах звенит старой травмой. Кажется, будто это мой ребенок надрывается, хотя у меня никогда не было беременностей. Хочу его найти, прижать к себе и вдохнуть запах. Я лежу одна в палате и ощущаю какое-то нескончаемое бессилие и одиночество.

Персонал в этой больнице слишком приветливый. Бегают вокруг, стараются угодить. Немало в душе напрягаюсь из-за этого: складывается ощущение, что я умру скоро и все эти люди из жалости сговорились хоть как-то подсластить бедняжке последние часы.

Врач уверяет, что операция прошла по плану и для паники поводов нет, но все же первые сутки после лапароскопии провожу в подозрениях и смятении.

На второй день я вырываюсь из медикаментозного сна рано утром и вижу, как медсестра Амрит поправляет букет белых гортензий. Яркий свет проникает сквозь жалюзи и чертит на ее алой форме белесые полосы.

— Красивые, — говорю на английском. — От кого принесли?

— Нет карточки. Вот и завтрак, смотрите какой! М-м-м! А аромат! Аромат, мисс! — Она активно, чуть комично жестикулирует, и я улыбаюсь.

А потом и вовсе хихикаю. Пытаюсь дать понять милой