И на каждое сомнение он находил один ответ: да, да! Конечно, да! Попытка будет и своевременна и полезна. Пусть комитет обсудит; но он обязан внести свое предложение.

Почему, однако, из всех революционеров именно он должен взять на себя этот акт возмездия и самопожертвования?

Но этого вопроса он уже не мог обсуждать беспристрастно, как геометрическую задачу.

То нечто, клокотавшее в его душе, рванулось теперь наружу, не дожидаясь отпора, и охватило огнём всё его существо. Оно разом уничтожило все его колебания, заглушило любовь, личные привязанности, чувство жалости, подобно тому, как прорвавшийся поток лавы уничтожает дома, ограды, весёлые рощи – всё, что попадается ему на пути. Андрей круто остановился посреди комнаты. Лицо и глаза его горели мрачным и восторженным пламенем. Он вскинул вверх обе руки тем же самым движением, каким приветствовал Зину, когда она шла на казнь.

Решение – окончательное, бесповоротное – было принято. Теперь о нём можно было заговорить.

Он разбудил Жоржа и сообщил ему, с каким намерением едет в Петербург. Жорж не пришёл в восторг от такой новости. Он казался скорее огорчённым более из-за Тани, чем из-за Андрея, хотя не решался коснуться такого щекотливого предмета. В принципе он, однако, ничего не имел против соображений Андрея: на первых порах и этого было довольно.

Они подняли Ватажко, спавшего в соседней комнате, и стали собираться в дорогу. По всем соображениям, надо было выйти из города часов около восьми, когда крестьяне возвращаются домой с базара.

В мешках, присланных плотниками, оказалось по куску хлеба с солью, мерка, кое-какие инструменты и два хороших топора с короткими ручками. Андрей и Жорж засунули их за пояс: они дополняли костюм и в случае нужды могли пригодиться для самозащиты. Одно в путешественниках не гармонировало с их настоящим званием – их обувь. У Ватажко нашлись высокие охотничьи сапоги впору Жоржу. Андрей же вынужден был отправляться в барских сапогах. Но на такую мелочь они решили не обращать внимания и, попрощавшись с Ватажко, быстро вышли, закинув мешки за спину.

Когда они стали подходить к заставе, им тотчас бросились в глаза два городовых, стоявших около нее в ленивой, выжидающей позе. Со времени уничтожения откупа живые столбы порядка и закона были уничтожены; два деревянных столба, выкрашенные в казённые пёстрые краски, одни олицетворяли собою начальство. Присутствие же двух полицейских, несомненно, обозначало что-то необычайное.

Их предположения вполне оправдались, когда они подошли поближе. Баба с пустой корзиной, в которой теперь помещался ребёнок, прошла заставу почти незамеченная, но двое пожилых мужчин – крестьянин и мещанин – были внимательно осмотрены с головы до ног полицейскими. Их, впрочем, оставили в покое, так как одному из них было лет пятьдесят, а другому – под сорок. С молодым же рабочим, следовавшим за ними, произошла почти драка. Его о чем-то спрашивали, и он, по-видимому, отвечал довольно резко, так как один из полицейских – коротконожка с физиономией бульдога – бросился на него с поднятыми кулаками. Молодой парень отразил удар и убежал вперёд, выкрикивая что-то в насмешку.

Нетрудно было нашим путешественникам догадаться, зачем поставлены эти два стража.

– Надо приготовиться! – воскликнул Жорж, закипая воинственной отвагой.

– Вовсе нет, – возразил Андрей. – За этим дело не станет. Предоставь всё мне. Увидишь, всё сойдёт благополучно.

Но внутренне он уже раскаивался, что взял с собой Жоржа. К чему было подвергать его опасностям, которые в конце концов могут оказаться серьёзными!

Они очутились у самой заставы. Оба полицейских впились в них глазами особенно в Андрея – со смешанным выражением наглости и нерешительности.

– Стой! – крикнул коротконогий городовой, преградив им дорогу.

Они остановились.

– Кто такие и куда идёте? – спросил он.

– Плотники, домой ворочаемся, – спокойно отвечал Андрей.

– Имя? Адрес? Какой губернии? Сколько времени проживали в городе? – сыпал полицейский.

Андрей отвечал не колеблясь. Он хорошо изучил свой паспорт.

– Почему не поехал по чугунке? Теперь все ездят.

– Чай, дороги вольные, – огрызнулся Андрей, подумав, что не мешает иной раз дать отпор.

– Ладно! Разговаривай, да с опаской. Паспорт при тебе?

– Паспорт, вот он.

– Покажи, что у тебя в мешке-то?

– Чего показывать? Ничего вашего там нет, – сказал Андрей обиженным тоном. – Только время зря терять с вами.

– Делай, что приказывают, да смотри в оба! – строго заметил ему городовой.

Андрей пожал плечами и раскрыл мешок с полузадетой и полунасмешливой миной. Осмотрев всё содержимое, полицейский сам почувствовал, что напрасно теряет время и своё и чужое.

– А ты? – обратился он к Жоржу более мирным голосом.

– Семён Шигаев. Тоже домой иду.

– Братья? – поинтересовался полицейский.

– Да, братаны, – объяснил Жорж, сообразив, как мало сходства у него с Андреем.

Тем временем у ворот скопился народ, ждавший своей очереди.

– Ступайте! – сказал полицейский, беспомощно махнув рукой.

Андрей перебросил свой мешок через плечо и двинулся, радуясь, что инцидент кончился. Но тут другой полицейский – худой, со злым, покрытым оспой лицом, до сих пор не принимавший участия в происходившем, – наклонился к своему сангвинику-товарищу, старшему чином, и стал ему что-то нашёптывать, указывая на злополучные сапоги Андрея.

– Стой! – крикнул он Андрею. – Тебя в участок свести нужно.

Жорж тоже остановился. Он не сомневался, что теперь всё погибло.

– Зачем в участок? – отвечал Андрей. – Я не пьян, и паспорт мой как следует быть.

– Уж там рассудят! Наше дело останавливать вашего брата.

– По какой же причине?..

– Это уже нам знать!

Дело принимало нехороший оборот. Справиться с такими двумя балбесами было бы легко, но бежать и скрыться среди бела дня представляло большие затруднения.

Быстро обозревая местность и обдумывая, как поступить в случае крайности, Андрей между тем громко протестовал против такого обращения с человеком при паспорте и хвастал своими хорошими местами и хозяевами, которые дадут ему самые лучшие рекомендации.

– Семён, – обратился он к Жоржу в пылу справедливого негодования, – ступай-ка да попроси управляющего господина Архипова, чтобы пришёл сейчас сюда. Близёхонько, – объяснял он полицейским, называя одну из соседних улиц.

Ему хотелось услать Жоржа. Один он чувствовал бы себя гораздо лучше, и во всяком случае его положение было бы не хуже.

Полицейские, казалось, ничего не имели против этого, так как в их инструкциях подобный казус не предвиделся. Но Жорж не двигался с места. Он понял манёвр Андрея, естественный и совершенно основательный с «деловой» точки зрения, но он не мог уйти, оставив Андрея одного в беде.

– Нет, лучше не ходить, – сказал он. – Ефим Гаврилыч с норовом. Он рассердится, коли его из-за пустяков тревожить.

Андрею невозможно было настаивать.

– Ведите нас в