– Не очень рано поговорить о твоей семье? – осторожно спросил он. Алекса тяжело вздохнула.

– Мой настоящий отец бросил мою мать еще до того, как я родилась. Мама вышла за Джастина, когда мне был всего год. Думаю, Джастин никогда не любил меня, но прятал свои чувства, пока была жива мама. Он однажды сказал, что просто не может смотреть мне в глаза, потому что видит в них моего отца. Но несмотря на это, я выросла, любя и почитая его как родного, и с Рассом мы всегда были очень близки.

– Хотел бы я сказать то же о моем сводном брате, – вслух подумал Кин. – Моя мачеха позаботилась, чтобы Чанлер сторонился меня. Я был в семье черной овцой, мачеха терпела меня единственно ради отца. – Эти копания в прошлом всегда поднимали горечь на поверхность его души. Кин уже раскаивался, что выбрал эту тему. Наконец он улыбнулся Алексе и провел пальцем по ее щеке. – Если бы тебе пообещали, что одно твое желание исполнится, каким бы оно было?

Она была потрясена его вопросом, но не осмелилась сказать правду. Алекса попросила бы, чтобы Кин всегда любил ее и только ее… но внезапно задергавшийся поплавок его удочки спас ее от необходимости отвечать.

– У тебя клюет!

Кин схватил удочку и резко дернул ее, подтаскивая отчаянно бьющегося сома к берегу. Он поднял свой приз и нахмурился. Рыба была маленькой и никак не могла соперничать с первой, пойманной Алексой.

– У меня плохая наживка, – проворчал Кин.

– Думаю, проблема больше в рыбаке, чем в наживке, – возразила Алекса. – Теперь, когда я собственными глазами вижу твое мастерство – вернее, его отсутствие, – то удивляюсь, как это мы не умерли с голоду, шатаясь по лесам и прериям. – Она наслаждалась: ведь последнее время сама была постоянным объектом его насмешек.

– Попридержи-ка язычок, ведьмочка, – отругал он ее. – Всю рыбу пораспугаешь.

Он хлопнул ее по губам, приглушив заливистый смех, и внезапно утратил всякий интерес к разговору. В нем закипело давно знакомое ощущение, когда он заметил прыгающие в ее серебристо-серых глазах искорки смеха. Алекса приоткрыла губы и радостно приветствовала его голодный поцелуй.

Накануне в спальне они было начали заниматься любовью, но тогда их грубо прервали. Сейчас ничто не могло помешать им. Она сама была бы просто счастлива прозаниматься любовью целый день напролет. Черт с ней, с рыбалкой, подумала она, обвивая руками его шею. Это намного слаще, чем бродить по траве и цеплять на крючок несчастных пескарей.

Кин навис над Алексой, упершись руками по обе стороны от нее, раздвинул ей ноги. Желание вытеснило все остальные мысли. Ему никогда не удавалось победить свое стремление к ней, к ее телу, а сейчас она лежала в его руках и казалась такой теплой, готовой уступить. Его губы легко коснулись ее горячей щеки, переместились к ямочке на горле, ощутили быстрое биение пульса, совпадавшее с ритмом его собственного колотящегося сердца.

Рука скользнула под блузку. Алекса выгнулась навстречу страстной ласке, полная желания раствориться в его объятиях.

Кин задохнулся, почувствовав, как тонкие пальцы нырнули в открытый ворот его рубашки и спустились вниз, поглаживая плоский живот. Она разжигала терзавший его голод своими ищущими прикосновениями, и он стремился удовлетворить желание, которое мучило его с тех пор, как и прервали накануне. Он мечтал вернуть и пережить заново те волшебные мгновения близости, которые они делили во время своего путешествия, воспламенить Алексу страстью, пылающей ярче, чем само солнце.

Но потом его начала терзать совесть. Ее противный голосок нашептывал, что Алекса заслуживает лучшего, чем валяние на траве. Он и сам хотел растянуться рядом с ней на мягкой кровати, в окружении роскошной мебели его особняка, при свечах. Однажды в жизни ему хотелось, чтобы момент был совершенным во всех отношениях. Это не должно произойти немедленно после ссоры или всплеска сладострастия. Это случится тогда, когда они оба будут стремиться в объятия друг друга, отдавая себе полный отчет в том, куда они их приведут – к часам неспешных ласк и неторопливой любовной близости. Он может подождать, говорил себе Кин, усаживаясь рядом с Алексой. Он сделает все возможное, чтобы сегодняшнюю ночь она запомнила на всю жизнь. И научит ее тому, что крайне важно в искусстве любви, тому, чего она никогда еще не знала.

Алекса была разочарована. Да нет, разочарована – очень слабое слово. Ей хотелось расплакаться, разрыдаться в голос. Она готова была положить к его ногам сердце, но он больше интересовался рыбной ловлей, а не этим пустяком. Будь он проклят, он заставил ее почувствовать, что она столь же обольстительна, как бараний бок. С изорванной в мелкие клочки гордостью Алекса села и привела в порядок одежду, разъяренная тем, что он разжег огонь, но не позаботился потушить его любовной лаской.

Бормоча себе под нос, Кин снова взял свою удочку и начал ждать. У него была одна поклевка, но рыбе, видно, не понравилась наживка и она отправилась кормиться к другой. Возможно, к крючку Алексы.

– Ну, довольно. Я собираюсь найти что-нибудь более привлекательное, чтобы заманить мою выигрышную рыбу. Может, рак заострит ее аппетит.

Алекса закатила глаза к небу, когда Кин поднялся с земли и побрел к огромной упавшей ветви, торчащей над водой. Если он не будет осторожен, то перенапряжется и его рана снова откроется.

– Я достану проклятую наживку, – заявила она. – И не возражай.

В обычном состоянии Кин обязательно бы запротестовал, но тут решил сохранить свои силы для предстоящего вечера, того, который собирался тщательно подготовить. На этот раз и он не заснет, пока Алекса не отправится.

– Если память меня не обманывает, здесь должно быть полно раков для наживки. Их хватит на весь день. Только берегись змей, – предупредил он. – Они тоже неравнодушны к этому месту.

Алекса опустила руку и стала ловить в воде раков, стараясь нащупать наживку, которая позволит Кину выиграть состязание. «Почему я это делаю? – спрашивала она себя. – Почему я должна помогать ему выиграть?»

– Господи! Великий Боже! – заорал Кин, когда Алекса вытянулась, чтобы подхватить в пригоршню рака.

Его громовой голос напугал ее. Алекса поскользнулась, закричала и свалилась прямо в рачье стойбище. Все его рассвирепевшие обитатели устремились к ней в попытке побольнее цапнуть клешнями. Выкарабкавшись, Алекса увидела, что Кин схватил ее удочку и волок самую крупную за сегодняшний день рыбину. И тут она взорвалась!

– Будь ты проклят! Убери лапы от моей удочки! Это моя рыба! – завопила она, взбешенная тем, что сначала по его милости промокла насквозь, а теперь он еще стащил ее победный улов!

Кин тем временем подтянул огромную рыбу к берегу. Там она выпрыгнула из воды и снова тяжело плюхнулась обратно, упрямо отказываясь стать уловом.

– Она пока еще ничья, – заявил Кин.

Алекса крутилась вокруг, брызгая по сторонам водой и илом. Она негодующе наблюдала, как он уперся и выдернул сома на берег. Большущая рыбина затрепыхалась на траве.